Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век - Александр Эткинд Страница 52

Президент не ответил на это письмо. Рекомендации Буллита по самому значимому в этот момент вопросу, отношениям с двумя важнейшими союзниками, радикально отличались от его собственных планов. Пообещав Сталину открыть Второй фронт в Европе и откладывая высадку, Рузвельт стремился сохранить боеспособность советских и британских войск с помощью щедрых американских поставок, не обращая внимания на дипломатические трудности. Принимая от американцев поставки по ленд-лизу, которые стоили союзникам огромных жертв, Сталин не позволял американским летчикам использовать дальневосточные аэродромы, ссылаясь на нейтралитет СССР в отношении Японии; более того, американских летчиков, сбитых японцами и спасшихся на советской территории, держали в лагерях. Это было поведением, недостойным союзника, но Рузвельт терпел его, боясь малейшего конфликта со Сталиным.

Первого мая 1944 года, за пять недель до десанта в Нормандии и, очевидно, зная о подготовке к высадке, Буллит подал заявление о зачислении в войска простым офицером. Ответ пришел от Джона Маклоя, помощника военного секретаря США, который 14 мая позвонил Буллиту и попросил о встрече, чтобы передать позицию, согласованную с военным секретарем Хенри Стимсоном [184]. Они оба – Стимсон и Маклой – просили Буллита забрать его заявление, потому что, записывал Буллит: «мое знание ситуации во Франции и мое влияние на французов так велики, что независимо от моего ранга и должности, я бы уже через месяц фактически руководил бы отношениями с Францией, а президент хочет лично руководить всеми аспектами своей политики во Франции». На это Буллит отвечал, что он просто хочет воевать, что борьба с немцами это его борьба, и что он согласен на любую должность вплоть до шофера. Маклой только повторил, что хоть «все» и понимают, что Буллит отлично подходит для руководства французской политикой, президент не хочет его советов. Рузвельт и так запретил Стимсону принимать любые решения, касающиеся Франции, без его президентского согласия, и теперь стол в Овальном кабинете был «завален директивами», которые ожидали согласия Рузвельта. Особую проблему, по словам Маклоя, составляло то, что Рузвельт сопротивлялся всему, что исходило от Жана Монне и от де Голля. «Правда состоит в том, – говорил Маклой Буллиту, – что президент ненавидит де Голля». Маклой обещал еще раз говорить с Рузвельтом о Буллите, но тот не скрывал категорического несогласия с французской политикой президента. Маклой говорил Буллиту, что Рузвельт «постепенно разлагается, как все, кто слишком долго держится у власти». Джон Маклой был потом советником пяти американских президентов, от Кеннеди до Рейгана.

А оставшийся без дела Буллит принял еще одно необыкновенное решение. В письме своему старинному знакомому де Голлю он предложил услуги армии Свободной Франции. 25 мая 1944 года генерал де Голль из Алжира отвечал: «Приезжай сразу, дорогой американский друг! Наши ряды открыты для тебя. Мы вместе войдем в израненный Париж». В звании майора французской армии Буллит был предоставлен в распоряжение генерала (позднее маршала) де Леттра, лучшего из полководцев свободной Франции. В этом поступке Буллит не имел прецедентов и пока что не имеет последователей: посол великой державы, ставший офицером в действующей армии страны пребывания. Вместе с де Леттром Буллит в августе высадился на юге Франции, всю осень воевал в Вогезах, а в январе 1945-го освобождал Эльзас. Капитуляцию Германии он встретил в чине французского подполковника. Он сопровождал де Леттра на передовую, переводил ему, когда генерал встречался с Черчиллем или Маршаллом, и отвечал за пропаганду среди противника.

То было, вероятно, самое счастливое время его жизни. «Не понимаю, почему я никогда не хотел быть армейским офицером», писал он брату [185]. По его словам, дисциплина в штабе де Леттра была железной и условия трудными, но повар отличный, а за походную коллекцию вин отвечал сам Буллит. Правда, мыться было негде, и ванны он принимал в свои редкие визиты в расположение американских войск. В октябре 1944-го он посетил Париж и своим ключом открыл ворота посольства, из которых вышел четыре года назад: еще один драматический жест, делавший историю. 18 декабря 1944-го он писал брату, снова предсказывая будущее: «Немцы сражаются как тигры, их придется бить еще много раз и это не будет легкой работой, но я думаю, что это дело займет шесть, от силы восемь месяцев, если только не случится катастрофы». В январе 1945-го он попал в автомобильную аварию в Эльзасе и был сильно травмирован. Этим закончилась для него война. Буллит вернулся на свою яблочную ферму в Массачусетсе, лечился там, наблюдал за мировой политикой и писал в американские газеты. Однако о нем продолжали говорить, как о легенде военного времени, преувеличивая его значение.

В конце войны Джон Форрестол, который скоро станет министром военно-морского флота, играл в гольф с Джозефом Кеннеди, послом в Великобритании и отцом будущего президента. До и во время войны Кеннеди играл соглашательскую роль в Лондоне, поддерживал Чемберлена, враждовал с Черчиллем и рассчитывал на умиротворение Гитлера. Кеннеди говорил, что Франция и Англия не объявили бы войну немцам после их нападения на Польшу, если бы их не поощряли США. Это Буллит втравил Рузвельта в войну с немцами, убедив его в том, что Гитлер враг западной демократии. Если бы Америка не вступила в войну, говорил Кеннеди, нацисты захватили бы СССР, а Великобритания могла бы остаться нейтральной. Форрестол спросил в ответ, что стали бы делать немцы после того, как они покорили бы Россию? Мы не знаем ответа Кеннеди, но наверно, игра отвлекла их от геополитических рассуждений [186].

Рузвельт готовился к дальнейшим уступкам Сталину, которые ему придется сделать в Ялте в феврале 1945-го. История действительно повторялась. На Ялтинскую конференцию Рузвельт привез проект новой международной организации, который во многом походил на тот, что когда-то предложил Парижской конференции Вильсон. К тому же Рузвельт в Ялте был столь же физически немощен, каким под конец Парижской конференции был Вильсон. Обоих президентов, Вильсона и Рузвельта, пытался предупреждать Буллит, и оба его не слушали. И Буллит опять был прав: выигрывая войну, Америка должна была использовать момент военного превосходства для того, чтобы выиграть мир. Рузвельт продолжал играть в дружбу со Сталиным, но уже скоро, через месяц после окончания ялтинской конференции, Рузвельт обвинял Сталина в пересмотре их совместных решений по Польше и Германии.

В апреле Рузвельта не стало. Новый президент Трумэн не имел международного опыта и выбирал сотрудников, балансируя противоположные интересы. Его ближайшими советниками по России стали Чарльз Боулен, давний сотрудник Буллита по московскому посольству и один из самых осведомленных советологов Вашингтона, и Джозеф Дэвис, преемник Буллита в Москве и искренний попутчик Сталина. Места для Буллита в этом раскладе опять не было.