Наш человек в Мьянме - Петр Козьма Страница 52

Фактически, кроме двух ритуалов чтения буддистских текстов перед изображением Будды и ежеутреннего выхода в окрестные деревни за продуктами, обязательных мероприятий в монастыре нет. Но, во-первых, в любое время можно спросить постоянного монаха про учение Будды и обсудить с ним то, что тебя волнует, а во-вторых, как правило, в монастыре есть немало уединенных мест среди деревьев или, на худой конец, пустых помещений, куда можно принести коврик и в тишине и спокойствии медитировать самому.

Что касается утреннего обхода соседнего населенного пункта, то это — ритуал, который интересен прежде всего тем, что монахи обычно ходят в ту же самую деревню, где они живут в своей «мирской» жизни. Они идут цепочкой, в надетых по-особому тинганах, держа в руках перед собой черные горшки для еды, и по правилам им запрещено глазеть по сторонам. Не могут они и выйти из цепочки, чтобы зайти в свой дом. Впереди идущей по улице цепочки монахов обычно бегут ко-ины с многоярусными тхамин-чжайнами, куда обычно складывают карри, и криками зовут жителей на улицу. Иногда впереди процессии чинно следуют еще и добровольные помощники из числа жителей деревни с перекинутой через плечо палкой, на которой висит плоский мьянманский набат, напоминающий лодку с закругленными краями. Звуки этого набата разносятся по деревне, и жители выходят давать монахам еду. Старушки несут с собой коврики или циновки, и пока колонна монахов проходит мимо, сидят на них, сложив руки лодочкой у лица и кланяясь. Прохожие складывают руки, приветствуя колонну. У обочин стоят деревенские жители с кастрюльками с вареным рисом и накладывают по ложечке в горшок каждому монаху. Карри кладут отдельно — в тхамин-чжайны к ко-инам. Монах, идущий во главе колонны, касается тарелки с карри рукой, и это означает, что дар монахом принят. Иногда вдоль строя проносят целую кастрюлю с рисом: в этом случае коснуться ее рукой должен каждый монах.

Помимо религиозного смысла, в этом ритуале переплелось очень много другого. Кормление монахов — это то доброе дело, которое всегда зачтется, как, кстати, и любой другой знак почтения, оказанный монаху, например, стирка его одежды. Но при этом богатые дома дают больше, вынося не только кастрюли с рисом, но и несколько видов карри. А старушка из дома победнее, выйдя с тарелочкой с рисом, каждому положит в лучшем случае маленькую ложечку. При этом кормят они все хотя и монахов, но фактически своих сыновей, одетых в монашеские одежды. Такая вот получается социальная справедливость, когда богатые семьи через жертвование еды монахам подкармливают тех, кто победнее.

А те, кто принимает эту пищу, получают должную дозу почтительного отношения к монахам, в том числе и со стороны друзей, попадающихся навстречу. В этот момент забываются все разногласия и старые обиды. Жители деревни приветствуют не своих друзей, а монахов с их статусом. И тем, кто идет в этом строю, такое почтение, безусловно, импонирует, хотя оно обращено и не совсем к ним, как к физическим Аунгам, Чжо и Сейнам. Поэтому несколько коробят в русских книгах фразы о том, что мьянманские монахи «собирают подаяние» или «живут на подаяние». Подаяние — для нищих и убогих, а в случае с монахами — это именно жертвование, совсем с другой мотивацией и с другими чувствами.

На мой взгляд, одна из причин такого уважительного отношения к монахам — не только в том, что монахи служат учению Будды, которое свято для абсолютного большинства мьяманцев. Каждый встречный понимает: через год пойдет в монахи и он, а значит, получит свою дозу почтения монашескому статусу, каким бы мелким и ничтожным человеком он ни был в жизни. И поэтому он с открытым сердцем сегодня оказывает такое же почтение другому монаху.

Можно сказать, что временное монашество в буддизме — это еще и воплощение принципа социальной справедливости, когда у каждого есть шанс быть почитаемым. Если не в этот раз, то на следующий год, когда тот, кто сегодня оказывает знаки почтения, сам станет монахом. Лично мне кажется, что если бы не это психологическое понимание равенства возможностей, почтения к монашескому статусу в мьянманском буддизме было бы куда меньше.

То, что большинство монахов в монастыре являются членами семей жителей близлежащей деревни — это хорошо. Монастырь и жители деревни чувствуют себя как одна большая семья. С сайядо приходят советоваться, его приглашают на торжественные церемонии, ему помогают в ведении монастырских дел. Монахи в Мьянме, кстати, не могут голосовать на выборах, потому что они служат Будде и его учению, а не светской власти. Тем не менее, от одного слова сайядо зависит то, как проголосует вся деревня.

Кстати, как показывает практика, самые авторитетные сайядо — это не показные праведники, святые до неприличия. Сайядо — это часто по-житейски мудрые люди, которые сами имеют немалый жизненный опыт, а значит, и моральное право давать советы другим: я видел нескольких сайядо с весьма живописными татуировками в память об очень непростой и насыщенной событиями жизни, Такие люди обычно стопроцентно святыми не бывают. В лучшем случае они курят, а число монахов, жующих бетель, особенно на селе, весьма высоко. Но если сайядо жует бетель и при разговоре с вами сплевывает красную слюну в стоящий рядом алюминиевый горшок, неприличным это никто не сочтет. Главное — ему верят и считают, что его совет или его присутствие на церемонии очень помогут в жизни.

Я знал одного сайядо, про которого ходили слухи, что он лечит укус змей тем, что водит палочкой вокруг раны укушенного, и человек поправляется. К такому сайядо ходили за советом очень многие, уважая и почитая его как обладателя мистической силы, и, видимо, без этого сайядо жизнь в окрестных деревнях была бы куда хуже, чем при нем. Какое при этом имело значение, жует ли этот сайядо бетель?..

С таких же позиций сайядо зачастую подходит и к монахам, допустившим мелкие нарушения монашеского обета. Если даже он и решит вмешаться, то, скорее всего, он просто коротко напомнит нарушителю, что такое поведение для монаха неправильно. Буддистский монах не должен сердиться и предаваться отрицательным эмоциям, поэтому это будет сказано максимально доброжелательным тоном. При этом предполагается, что если человек побрил голову и надел тинган, он должен сам понимать, куда и зачем он пришел, а значит, осознавать смысл своих поступков и степень ответственности за них. Он уже наказал сам себя, совершив проступок и ухудшив себе карму: какой смысл его ругать после этого? Тем не менее, практика порицания монахов все-таки иногда применяется. С провинившимся монахом могут, например, вообще не разговаривать несколько дней, и есть он будет отдельно от всех. А самое суровое наказание — это изгнание монаха из монастыря.

Вообще, сайядо в мьянманском буддизме — это основное звено самоорганизации сангхи (буддистского монашества). Мьянманский буддизм — очень древний: Тхеравада — это самая старая из школ буддизма, существующих в наши дни. Кроме того, он устроен по принципу отдельных самоуправляемых монашеских общин, поэтому никакого религиозного начальства над сайядо нет, в отличие, например, от другой школы буддизма, Махаяны, где есть «вертикаль» с фигурой Далай Ламы на самом верху. Конечно, время от времени особенно авторитетные сайядо встречаются и обсуждают вопросы религии, но там тоже все равны, и принятые решения, как правило, носят рекомендательный характер. Хотя к уважаемым и авторитетным сайядо принято прислушиваться.