Забытые письма - Лия Флеминг Страница 52

Деревня гудела, оживленно готовясь к традиционному катанию крашеных яиц. К Болтонскому аббатству вереницей тянулись веселые соседи, старавшиеся перещеголять друг друга в искусстве яичной росписи. В долину пришла весна во всем своем великолепии – желтым и белым зацвели живые изгороди, в воздухе носится чесночный запах черемши, оглушительно щебечут птицы, и все это щедро полито солнцем. Веточки, травинки, земля – все свежее, чистое, и, словно маленькие комочки хлопка, по полям прыгают новорожденные ягнята. Жизнь продолжается, как бы тягостно ни было на душе.

Сельма понимала: она должна примириться с тем, что Гая больше нет в ее жизни. Мэриголд то и дело зовет ее на танцы у фермеров, но ей не хочется – к чему? Чтобы деревенские мальчишки все ноги ей отдавили своими грубыми башмаками? Да и родители не одобрят такой легкомысленности, они предпочли бы, чтобы она пела в хоре и вообще держалась людей своей веры.

– Ну и зануда же ты. Ни в кино с тобой не пойти, ни на танцы. И что за радость распевать гимны целыми днями? Так и в старую деву недолго превратиться, присохнешь к своей кузнице или церковной скамье, – возмущенно пилила ее Мэриголд.

– Всему свое время. Мне слишком рано увлекаться мальчиками и крутить романы.

– Ты уж лучше не теряй время зря. Ребят-то не так много останется, если посчитать, как они гибнут нынче, – последовал резонный ответ. Да, Мэриголд порой будто добрый солнечный лучик, подумалось Сельме.

– Если хочешь, выходи за моего братца, за Джека. Он крепкий парнишка. Хотя вот я, пожалуй, не стала бы особо заглядываться на твоего Фрэнка. Маловат он для меня, совсем мальчишка. И конским навозом от него будет пахнуть, – хихикнула она. – Как, нет от него писем?

– Пока нет. Наверное, по-прежнему возит свои фургоны с боеприпасами. Возил до сих пор, по крайней мере, – уточнила она. От него уже несколько недель не было вестей.

– А как твой ненаглядный капитан? Что-то на Рождество мы не заметили, чтобы он навещал тебя?

– Мэри, отстань, твое-то какое дело! Давай-ка помоги лучше мне донести этот уголь.

– Ты что, я же в чистом платье! И как ты можешь заниматься такой грязной работой… Ладно, увидимся!

Нетушки, обойдешься, проворковала Сельма ей вслед, еще несколько недель назад решившая больше не обращать особенного внимания на колкие выпады Мэриголд Плиммер. Вечно она заставляет ее чувствовать себя каким-то ничтожеством, черство высмеивает ее идеи, а Джек, пошлый тупица, так и норовит ущипнуть ее за попу, когда никто не видит. Да лучше старой девой остаться, чем выходить за него!

И она продолжила развозить ведерки с углем. В одну из последних ездок навстречу ей попался почтальон. Притормозив велосипед, он снял кепку.

– Поторопись-ка лучше домой, малыш. Плохие вести, боюсь. Беги скорее домой.

Сельма обтерла ладошки о штаны и бросилась к задней калитке. Услышав мамин жалобный вой, она остановилась. Нет, не буду я заходить. Если я не зайду, то ничего не узнаю, и это не станет правдой…

Приготовившись к худшему, Сельма наконец вошла в дом. Страшный коричневый конверт лежал на полу, мама рыдала, а отец как заведенный перечитывал строки снова и снова.

Услышав стук двери, он поднял голову.

– Что ж, новости летают быстро. Здесь написано только, что Фрэнк умер от ран две недели назад и похоронен в Поперинже. Где это проклятое место?

Ему никто не ответил; они молча сидели друг подле друга.

– Я заварю еще чаю, – пробормотала Сельма. От потрясения слезы не шли к ней.

– Не могу больше пить чай. Мне надо что-то покрепче, – прорыдала Эсси, роясь в кармане в поисках платка.

– Еще не хватало. Налей ей еще чашку, только сахару положи побольше. Два сына погибли… Двух сынов отдали этой адской войне, и что взамен? Огрызок бумаги, из которого ничего не понять.

– Скоро придут еще письма. Как тогда, с Ньютоном. Они так утешили нас! Скоро мы узнаем больше. Офицер, с кем он служил, напишет нам – так же, как капитан Гай обычно пишет родным своих солдат, – сказала Сельма, но мать ее не услышала.

– Я-то надеялась, с лошадьми он в безопасности. Разве лошадей отправляют на линию огня? Как же так?

– Не знаю, может, теперь бои ведут как-то иначе, – хмуро отозвался отец. – Да и какая тут безопасность, когда вокруг пушки, а ты перевозишь боеприпасы. Задерни шторы, дорогая, и замкни дверь. Давайте еще чуть-чуть посидим в тишине.

– Что-то я ничего не вижу… – горестно причитала мать и с силой терла глаза. – От удара, наверное. Стоит тебе подумать, что все в порядке, как Господь ударяет тебя палкой в спину. Да что ж у него за игра такая?!

Мама продолжала бессмысленно лепетать что-то, раскачиваясь взад и вперед и обхватив себя руками. Сельма не знала, что сказать родителям. Теперь их осталось трое из всей семьи. Атмосфера в доме невыносимо давила, так плотно сгустилась здесь скорбь. Как Фрэнк мог умереть? Да ведь несколько месяцев назад он был с ними, дурачился, каждое утро помогал в кузнице. И теперь нет никого, кто мог бы занять его место. Значит, она теперь навеки, словно цепями, прикована к огню и металлу.

Мысль резанула шкурностью, но все-таки эта мысль пришла. Как несправедливо. Ну почему они? Почему Фрэнк? Чем он заслужил честь погибнуть за Короля и Отечество? Ей хотелось, как ребенку, затопать ногами, но потом она увидела искаженное слезами лицо матери, ее сжавшиеся плечи. Нет, надо позаботиться о тех, кто еще с нами, не об ушедших.

* * *

Эсси прочла привычный некролог в «Газетт» – с фотографией Фрэнка в военной форме. Прочла с облегчением.

«Возчик Фрэнкланд Уолтер Бартли из полевой артиллерии погиб от боевых ран на Западном фронте, о чем официально оповещены мистер и миссис Бартли, проживающие в Кузнечном коттедже, что по Проспект-роу в Вест-Шарлэнде.

Возчик Бартли – второй их сын, погибший во Франции. Он ушел на фронт в семнадцать лет и храбро сражался за нашу родину. Прихожане Вест-Шарлэнда отзываются о нем самыми теплыми словами. Наши глубокие соболезнования его родителям и сестре по случаю безвременной кончины».

Соседи усыпали подоконники их дома свежими цветами – поздними нарциссами и левкоями. Несли традиционную домашнюю выпечку, каминная полка была полна открыток с выражением соболезнований. Эсси крепилась изо всех сил, держала спину прямо, но ох как же трудно это было, когда она даже не знала наверняка, где погиб ее сын. Но вскоре начали приходить письма с фронтовыми отметками, и напряжение чуть отпустило. Почему из всего вороха первым она вытащила именно это, она не могла сказать – просто показалось, что пухлый конверт выглядит официально. Да, он должен принести утешение в эти горькие минуты.