Я буду рядом - Кун-Суук Шин Страница 52

– Юн! С тобой все в порядке? – снова спросила меня двоюродная сестра, заметив мой пристальный взгляд на телефон. – С тобой все в порядке?

С момента нашей последней встречи веснушки усыпали все ее прежде белокожее лицо. Мой взгляд упал на ее огромный живот.

– Я стала огромной, правда? – Она улыбнулась и положила руки на живот. – Говорят, если живот так выпирает, значит, будет девочка.

Она обхватила руками свой выпуклый живот. В ней говорил инстинкт будущей матери, стремящийся защитить свое еще не рожденное дитя. Я не могла поверить, что она поднялась ко мне в комнату по многочисленным ступенькам лестницы, неся с собой кимчи, придерживая свой огромный живот и сверкая веснушками, разбросанными по всему лицу.

– Вероятно, я крепко спала.

– Но ты даже не слышала телефонный звонок?

– Вчера я много гуляла.

На самом деле я все это время сидела дома, но не знала, что ей ответить.

– Ты по-прежнему гуляешь по городу? – Она выглядела встревоженной. – Тебе следует позвонить отцу.

Я не помнила, чтобы прошлой ночью в моей комнате звонил телефон, не слышала даже, как утром звонила двоюродная сестра. Уснула за столом, пытаясь написать запоздалый ответ на письмо Дэна.

Отцу я тут же позвонила, прижала телефонную трубку к уху, одной рукой набрала номер, а другой захлопнула блокнот, в котором только что писала письмо Дэну. Черные строчки расплывались у меня перед глазами. Письма от Дэна рассыпались по полу. Сестра собрала их и положила на стол в тот самый момент, когда отец взял трубку. Обхватив живот руками, сестра не сводила глаз с писем, которые только что собрала.

– Папа, со мной все в порядке. Наверное, прошлой ночью я просто крепко спала и потому не услышала звонок. А как ты?

– У меня тоже все хорошо.

Голос отца отдавался в моем сердце как колокольчик. Никогда бы не подумала, что такие простые слова способны вызывать столь сильные эмоции. Если бы только Миру, снова куда-то пропавшая, просто позвонила бы мне и сказала, что у нее все хорошо. Прижимая трубку к уху, я слушала дыхание отца. Если бы только я могла услышать эти простые слова «у меня все хорошо» и от Дэна тоже.

– Юн.

– Что?

– Если у тебя какие-то проблемы, просто приезжай домой.

Год, проведенный с отцом дома после смерти мамы. Год я слонялась по нашему сельскому дому. Все это в один миг промелькнуло у меня перед глазами. Безмолвные ужины с отцом. Отец звал меня: «Юн!» в момент, когда шел от ворот к дому. Тишина снова воцарялась в доме, когда я отвечала: «Да!» из своей комнаты или из кухни. И хотя мы только смотрели друг на друга, ни о чем не говорили, возможно окликая друг друга и тут же отзываясь, мы учились принимать мамино отсутствие в своей повседневной жизни. Когда Дэн был ребенком, он начинал звать меня еще из переулка, еще до того, как распахивал ворота и входил во двор. Найдя мертвую птицу или заметив на железнодорожных путях раздавленную змею, он звал меня и тащил показать свою находку. Я тоже много раз в детстве звала его. Если я проваливалась в снег или падала в канаву, то тут же начинала вопить: «Дэн!» Он всегда был рядом или шел впереди.

– Все в порядке, папа.

Когда я повесила трубку, сестра пристально посмотрела на меня, обхватив руками живот.

– Юн! – Ее голос напомнил мне голос отца по телефону. Она ласково указала на письма от Дэна на столе.

Мы немного помолчали.

– Не хочешь пожить у меня?

– Что?

– Мой муж улетает в Европу.

Она имела в виду, что его не будет дома несколько дней.

– Со мной все в порядке.

Она медленно наклонилась и села на пол, а затем вытянула ноги и растянулась на полу во весь рост. Ее круглый живот уставился в потолок. Я подумала о подаренном Дэном сборнике стихов, когда мы сидели перед железнодорожными путями ночью после моего первого ухода из дома. Из-за цитаты, которую он написал на первой странице: «Я начала ступать осторожно… Нельзя тревожить несчастных людей, погруженных в глубокие раздумья».

Первой книгой, купленной в этом городе, стала книга «Записки Мальте Лауридса Бригге». В первой главе рассказывается о молодой беременной женщине, которая с трудом идет, цепляясь за больничную стену. Во вступлении было написано, что самая прекрасная женщина в мире та, что несет в себе новую жизнь. Сестра по привычке обхватила свой живот. Веснушки разбегались от ее щек к скулам и рассыпались по лбу. В комнате не было жарко, но у нее на лице выступили капельки пота. При вдохе ее круглый живот поднимался и опадал. Я устроилась на полу рядом с ней. Когда мы жили вместе, то частенько ложились вздремнуть вдвоем. Она улыбнулась, и ее веснушки разбежались по щекам до самых ушей. Она сняла руку с живота и погладила меня по щеке. Я ощутила тепло ее ладони.

– Ты пообещаешь мне?

– Что?

– Пообещай, что никогда больше не станешь закрывать окна черной бумагой.

– Почему?

– Мне всегда нравилось жить с тобой. Кроме того времени, когда ты черным закрыла окно и не хотела выходить из своей комнаты.

– Какая я тогда была?

– Ты была совершенно чужая. Человеком, который отчаянно с чем-то сражается. Казалось, если ты проиграешь поединок, то никогда не выйдешь из комнаты.

– Я лишь хотела поехать к маме, а она отказывалась видеться со мной, когда болезнь стала прогрессировать. Я лишь хотела быть рядом с ней.

– Я беспокоюсь, ты опять закроешь черным окна.

– А?

– Обещай, что не сделаешь этого. Тогда я не буду просить тебя вернуться домой вместе со мной.

– Обещаю, сестренка.

И едва я произнесла слово «сестренка», на меня навалилась сонливость.

– Ты обещала!

Я кивнула. А затем осторожно положила ладонь на ее живот. Ее еще не рожденный ребенок бойко шевелился внутри, и моя рука поднималась вверх вместе с ее животом, а потом внезапно опускалась вниз. Вдруг появились мысли: «Я должна навестить профессора Юна. Мне надо выпроводить сестру. Я должна пойти в университет. Я должна отнести куртку Мен Сё». Множество мыслей переполняло мою голову в тот момент, но меня накрыла сонливость и не давала открыть глаза.

* * *

Когда Миру узнала, что дом, где мы вместе жили, выставлен на продажу и его фотография висит во всех агентствах недвижимости в округе, у нее сильно испортились отношения с родителями. Они ругались день и ночь. С каждым днем Миру становилось все хуже, и Юн с горечью призналась: если бы только знала, что такое произойдет, то никогда бы не согласилась жить вместе с ней. Юн приняла приглашение Миру вместе переехать в тот дом, а Миру пообещала мне: если мы станем жить втроем, то она перестанет искать пропавшего друга своей сестры Мире. Случайное совпадение событий ошеломило нас. Дом так долго пустовал после смерти Мире, а продали его всего через несколько дней после того, как Юн решила туда переехать. Юн согласилась на переезд и попросила Миру больше не носить цветастую юбку сестры. Когда Юн упомянула юбку, я тут же напрягся. Через некоторое время после несчастного случая с Мире их родители собрали все вещи погибшей дочери и сожгли их во дворе. Но Миру упрямо цеплялась за цветастую юбку и не хотела ее отдавать. Она стала носить эту юбку ежедневно в любое время года. Но от слов Чон Юн она вдруг просияла. Миру сказала: «Ты этого хочешь от меня? Как только мы переедем в тот дом, я сниму эту юбку. И больше никогда не стану ее носить». Для меня всегда было тайной, каким образом женщины могут так сильно сближаться между собой. Миру умоляла отца не продавать дом, но он упрямо стоял на своем и пообещал купить ей другой дом. Но она продолжала твердить, что ей нужен именно этот дом. Ни отец, ни дочь не желали уступить друг другу. Я понимал отца Миру. Боль и страдания от ухода Мире наполняли тот дом, он служил напоминанием о потере любимой дочери. Кто может забыть о таком? Отец Миру позвонил мне и попросил, чтобы я попытался успокоить ее. Но она не унималась. Миру кидалась на отца и кричала на него. И даже после того, как он отвесил ей пощечину, она не покорилась и не склонила голову. Я никогда не видел ее в такой ярости. После продажи дома Миру полностью прекратила общаться с родителями. Она опять принялась искать друга сестры и потому перестала встречаться даже со мной.