Бальзамировщик. Жизнь одного маньяка - Доминик Ногез Страница 52

Я увлекся. Со всеми этими разговорами мы потеряли из вида наших голубочков — должно быть, они скрылись в одном из красивых буржуазных особняков, номер 20 или 22, на той улице, по которой мы в тот момент проходили.

— Конец суассонству! — прокомментировал Мартен. — Но по сути дела, это не лишняя вещь, если испытываешь необходимость в том, чтобы чувствовать себя увереннее. А со всеми последними событиями жителям Оксерра это действительно необходимо.

Однако, судя по всему, с уверенностью дела у жителей обстояли не важно, потому что, несмотря на то что было всего лишь около полуночи, к тому же пятница, на улицах не было ни души.

Не знаю, откуда я взял столько уверенности (или столько нахальства), чтобы, распрощавшись с Мартеном у собора Сент-Этьенн, прокричать ему in fine [106]уже с достаточно большого расстояния, чтобы он не смог ответить (впрочем, он и не пытался — настолько моя фраза его ошеломила):

— Эй, никаких гомеровских хайку! Это неподходящий жанр!

Но еще более неподходящим показался мне какой-то шум в темноте перед моим домом, когда я вернулся. Я услышал его, еще не дойдя до пересечения улиц Жермен-де-Шармуа и Жирардена. Обычно в этот час все уже спали, даже собака дурехи-консьержки. Итак, возле входной двери, широко распахнутой и удерживаемой деревянным клинышком, стоял фургончик Бальзамировщика. Мотор был включен, играло радио, задняя дверца была распахнута. Однако вокруг никого не было видно. Лишь несколько минут спустя, уже выглянув из окна кабинета, я разгадал эту загадку: из подъезда показались две человеческие фигуры, которые несли какой-то длинный сверток, судя по всему, достаточно увесистый. Я узнал шофера-турка, которого уже видел раньше, но второго человека не мог разглядеть. Во всяком случае, это был не мсье Леонар, чьи окна, впрочем, оставались темными, и не Квентин.

Эглантина не приехала, что показалось мне странным. Она, очевидно, провела здесь часть вечера — на это указывали ее ноутбук и книжка Стендаля, раскрытые на столе в гостиной. Я взглянул на раскрытую страницу тома «Привилегий». Небольшой, но совершенно фантастический текст. Сборище фантазмов. Автору грезилось, что Бог согласился дать ему все, чего он хочет. Например: «Привилегию (так он это называл) носить на пальце кольцо, сжав которое и глядя при этом на женщину можно было заставить ее страстно в тебя влюбиться». Но, поскольку получать все таким образом было бы достаточно просто, он сам заключил свои желания в четко установленные рамки. Получился свод правил, состоящий из двадцати трех пунктов, очень подробно расписанных и довольно забавных. Например, пункт 8: «Каждые сутки, в два часа ночи, привилегия найти в кармане золотой наполеондор», или пункт 16: «Привилегия получить в любом месте, произнеся: „Я бы хотел получить что-нибудь съестного“, — два фунта хлеба, хорошо прожаренный бифштекс, такую же баранью ножку, бутылку сен-жюльенского, графин воды, какой-нибудь фрукт, лед и полчашки кофе». Я спросил себя, что могло заинтересовать мсье Леонара в этой книге. Что за скаредная, расчетливая манера изображать из себя бога! Может быть, его привлекла возможность изменяться или изменять других (что, в конце концов, было вполне естественно для бальзамировщика)? «Одна из привилегий позволяет превратить собаку в женщину, красивую или уродливую», «Четыре раза в году можно превращаться в любое животное». Была даже странная идея «занимать два тела одновременно».

В этот момент вернулась Эглантина. Она увидела, что я читаю, и улыбнулась. Для нее все это было лишь волшебной сказкой, вроде историй о Мерлине или «Тысячи и одной ночи». Она вернулась от родителей. Те снова беспокоились из-за Прюн, от которой не было никаких известий. Они звонили в ливерпульский колледж, но никто не отвечал. Возвращаясь к Стендалю, она заметила, что «Привилегии» — это приемчики импотента. «Или романиста?» — предположил я.