Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать - Алексей Слаповский Страница 52

Мечькин с заспанным и опухшим лицом просыпается, нашаривает горлышко бутылки возле постели. Пьет лежа. Встает. Идет на балкон. Закуривает. Глядит вдаль. Все.

— Допустим, — говорит Володя.

— Что, не нравится?

— Да нет, вообще-то ничего. Если разработать. А идея, мораль?

— Тебе надо?

— Для дураков. Если спросят.

— Запросто! Я им скажу: идея, скажу, состоит из четырех составляющих. Первая — образа Мечькина: человек не может поверить, что он достоин любви и счастья. Жил без них — и вдруг! Не может — и не хочет. Вторая идея — образа Маришечки: мечтается ей полюбить. Ищет. Придумывает. Не может. Но хочет. Плюс к этому, ты правильно заметил, странное увлечение: пожить в чужой жизни. Красивый такой вампиризм.

— Только чтобы очень красивый!

— Будет очень. Будет даже анти-вампиризм. Даже донорство. Не чужую кровь пить, а свою влить. Дальше. Третья идея: идея образа Прохорова. Человек привык к победам. Уязвлен. И уже близок к реваншу, но, во-первых, понимает, что это будет победа не над душой и даже не над телом, а всего лишь над настроением женщины, во-вторых, он желает иметь для себя нечто не достигнутое. Это помогает жить некоторым. Четвертая идея — идея образа бывшей жены Мечькина: и простить себе ошибки не может, и вернуться к Мечькину не может, вдали — любит, вблизи — ненавидит. Этим и живет. В совокупности, объясню я дуракам, эти отдельные образы создают обобщенный образ нашего современника, человека самим собой измученного, самому себе не верящего, «человека неестественного», в отличие от того «естественного», о котором мечтал и писал Андрей Платонов.

— Допустим. А дочь-красавица зачем? Для противопоставления, что ли?

— А ни зачем. У нее идеи нет: она просто красива и ей просто нравится жить. А главное — чем больше красавиц в кино, тем лучше.

— Вот тут ты прав! Тогда, может, так сделаем: в этого твоего Мечькина не одна, а сразу две красавицы влюбляются. Всерьез!

— И одна убивает другую. Она работает в НИИ «Микроб», исследует неведомые вирусы. И открывает вирус, который съедает человека в три дня, не оставляя следов.

— Но та успевает передать вирус Мечькину, — подхватывает Володя, — а Мечькин — злодейке. А злодейка — мужу (она ведь замужем). И начинается эпидемия. Охвачен весь город.

— Что город! Страна, мир!

— Который красота не спасла, а погубила!

Мы хохочем, мы придумываем все новые подробности гибели мира с непременным последующим спасением, мы уничтожаем только что созданный сюжет; так часто с нами бывало — когда, понимая, что замыслы наши останутся при нас, мы сами начинали издеваться над ними, высмеивать их, пародировать их — и нам казалось, что ничего не жаль, потому что все еще будет, даже, возможно, и то, чего не может быть…

15 июля 1998