Моя любимая жена - Тони Парсонс Страница 52

— С ней все в порядке. Она еще подросла. Скучает по тебе, Билл. Скучает по своему папочке. Вспоминает, как ты ее кружил. Просит меня сделать то же самое, но я так не умею.

Как же он мог забыть одну из самых любимых игр Холли? Дочь обхватывала его за шею, а он начинал кружиться. В какой-то момент Холли разжимала руки. Она знала: папочка не позволит ей упасть. Папочка подхватит ее, поднимет высоко-высоко, а потом перевернет вверх тормашками, и их глаза окажутся напротив друг друга.

Билл оборвал поток приятных воспоминаний. А что, если у его старика случилось очередное «короткое замыкание» и он устроил трагедию вокруг заурядного события? Возможно, Холли действительно однажды переночевала у своей сумасшедшей тетки, пока Бекки находилась в клинике, рядом с отцом.

— Слушай, Бекки, кажется, у моего старика очередной задвиг. Представляешь, недавно позвонил мне и утверждал, будто Холли теперь живет у твоей сестры. У Сары.

Билл с трудом заставил себя произнести это имя. Мысленно он называл Сару не иначе как «свихнутая сестрица».

— Это правда, — все тем же беззаботным тоном подтвердила Бекка. — У Сары новый бойфренд. Он очень заботливо относится и к ее детям, и к Холли.

Новый бойфренд. Новый долбаный бойфренд!

Значит, все обстояло гораздо хуже. Несравненно хуже. Невообразимо скверно — вот как все обстояло.

— Я возвращаюсь в Лондон, — едва сдерживаясь, объявил Билл. — Вылетаю первым же рейсом. Дай мне адрес Сары!

— Зачем?

— Затем, что если ты в не состоянии позаботиться о нашем ребенке, это сделаю я.

— Не горячись, Билл. И тебе совсем не надо сломя голову нестись в Лондон. Я знаю, как ты относишься к Саре. Я и не пытаюсь выгораживать сестру. В прошлом она куролесила так, что у меня руки опускались. Но за последние несколько лет она изменилась к лучшему. С тех пор как она прекратила пить и баловаться наркотиками, она стала намного мягче. Она стала нормальным человеком. Терапия сделала чудеса. Холли очень нравится в ее доме. Девочка там в полной безопасности. Я и сама собиралась тебе рассказать об этом, но боялась, что ты начнешь дергаться.

— Ах, ты боялась, что я начну дергаться? — закричал Билл. — Я начну не только дергаться! И когда же ты собиралась мне это сказать? Может, ты скажешь, что и из-за тебя я дергаюсь напрасно?

— Билл, я отдала им Холли совсем ненадолго, пока моему отцу не станет лучше. — Кажется, она искренне недоумевала, почему все события видятся ему именно так. — В доме Сары очень любят Холли. И возятся с нею. Сама Сара. Ее дети. И в особенности — ее новый бойфренд.

Опять этот бойфренд! Очередной трахальщик.

— Билл, это временно, — повторила Бекка. Она говорила на удивление спокойно и хотела, чтобы и он успокоился. — Только пока мой отец болеет. Но Холли там действительно хорошо. Поверь мне, прошу тебя.

— Мне это не нравится.

Бекка вздохнула. Она умела вздыхать так, что Биллу иногда хотелось лезть на стенку.

— Что тебе не нравится?

— То, что Холли живет у чужих людей.

— Моя сестра — не чужая.

— Даже хуже. Никакого стержня, а вот психопатии — через край. Какие там перемены? Она всегда была такой. То замужество, то полон дом лесбиянок.

— Да, Билл, все это было. Когда у Сары распался первый брак, ее словно подменили. Я сама ее не узнавала. Но эта полоса позади. Поверь мне, Сара серьезно изменилась. Если бы я видела хоть малейшую опасность для Холли, я бы ни за что не оставила дочь у сестры. Сара мне очень помогает. Я говорю тебе правду.

Но Билл не желал верить такой правде.

— Мне это не нравится, — повторил он. — Холли должна быть рядом с тобой.

— Говорю тебе, я почти все свое время провожу с отцом.

— Мне все равно это не нравится!

Терпение Бекки кончилось. Разговор с мужем измотал ее и морально, и физически. Но в отличие от многих женщин Бекка не срывалась на крик. В ее голосе появились холодность и отстраненность. Однако Билл был слишком взбешен и проигнорировал эти сигналы.

— Нравится тебе или нет, но я здесь одна. И все, что на меня наваливается, я вынуждена разгребать в одиночку.

— Если с Холли что-нибудь случится, я тебе никогда этого не прощу, — произнес он фразу, способную украсить собой любой дамский роман.

— Билл, ты вообще меня слышишь? Повторяю: если бы поведение Сары внушало мне хоть малейшее сомнение, я бы ни за что не оставила Холли в ее доме. И, да будет тебе известно, Холли там очень нравится. Ей там веселее, чем с нами. У Сары все вместе собираются за столом, вместе проводят время.

— А мы нет? И ты не знаешь почему? Да потому, что я вкалываю по двенадцать часов в день, чтобы у вас с Холли была достойная жизнь!

— Ты думаешь, зарабатывание денег освобождает тебя от всех прочих обязанностей?

— Ты всегда услужливо подсказываешь мне, о чем я думаю!

— И тебя это раздражает?

— Что ты! Восхищает! Я просто в восторге, что за меня кто-то думает.

Билл инстинктивно обернулся. В противоположном конце коридора стоял Шейн. Дверь конференц-зала оставалась открытой. Там ждали, когда Билл закончит свой «неотложный разговор».

— Дочь всегда должна находиться у тебя на первом месте, — заявил Билл, демонстративно поворачиваясь к Шейну спиной. — Прежде всего, ты обязана помнить о ней.

— Я помню, Билл, и однажды ты в этом убедишься, — устало ответила ему Бекка. — А позволь спросить: что является главным в твоей жизни? Что занимает первое место в твоей шкале приоритетов? Минувшим вечером мы с Сарой как раз говорили об этом. Некоторым мужчинам, едва они переступят порог офиса, свойственно начисто забывать о своей семье.

— Я не хочу, чтобы ты обсуждала меня и мою работу с этой свихнутой сукой! Больше не смей говорить с ней обо мне! — заорал он.

Ответом ему были короткие гудки. На плечо осторожно легла чья-то рука. Обернувшись, Билл увидел Шейна.

— В семье порядок? — спросил австралиец.

— Полнейший, — стискивая зубы, ответил Билл.

Бекка не верила своим глазам: по коридору детской клиники к ним шел… Сарфраз Кхан. Индиец широко улыбался. Бекка не сразу отделалась от мыслей о галлюцинации.

— Что вы здесь делаете? — спросила она, задним числом ругая себя за бестактный вопрос.

— Заходил повидать друзей, — ответил Кхан.

Он присел на корточки, здороваясь с Холли. Детям никогда не требовалось задирать голову, чтобы поговорить с «дядей доктором», и эта его черта очень нравилась Бекке.

— Завтра утром я уезжаю в Ливерпуль. — По лицу доктора Кхана промелькнула какая-то тень. — Мама неважно себя чувствует.

Он встал и отвернулся, поправив блестящие черные волосы. Бекке было знакомо чувство, владевшее им, — чувство вины взрослых детей, живущих вдалеке от своих родителей.