Что создано под Луной? - Николай Удальцов Страница 52

Приготовиться к отдаче кормового якоря!

После этих слов, собственно, только и начиналась работа на сейнере.

Началось то, ради чего сам сейнер и существует, и для чего группа самых разных людей поднялась на его борт.

Капитан посмотрел на свою команду, на всех вместе и каждому в лицо:

– Ну, что – за работу!

И дай бог, чтобы наш труд пропал не за грош…

– Начнем работу на благо Родины! – заявил, неизвестно откуда взявшийся Андрюша. Капитан посмотрел на Андрюшу внимательно и с интересом и, как показалось Риолю, поначалу хотел ничего не ответить, но потом все-таки, тихо пробормотал: – Держу пари, что когда люди заняты работой по настоящему, они думают о чем угодно, только не о Родине…

– Родина – есть Родина.

Работа – есть работа.

И нечего постоянно мешать эти понятия в одну кучу…

Капитан произнес эти слова очень тихо, но Риоль услышал их:

– Великие мыслитель исписали кучу бумаги на тему того, что труд на благо Родины – это высшее наслаждение.

– Утешает одно, – ответил Риолю капитан, – Все эти глупости великие мыслители говорили, как правило, бескорыстно…

* * *

– Когда мужчина думает о работе, он чувствует себя изобретателем, – добавил капитан чуть позже, но этого уже никто не услышал.

В наступившей на судне суете, никто кроме Риоля не обратил внимания на то, что к капитану подошел человек, назвавший себя самым известным рыбаком.

Он молча постоял рядом с капитаном, потеребил, завязанные крупными узлами, концы толстой веревки, подпоясывавшей его длиннополую рубаху, потом, тихо проговорил:

– Не хочешь помолиться перед первым тралом?

– Нет. Я ведь – атеист, – ответил ему капитан.

И сделал это, как показалось Риолю, стоявшему рядом, как-то грустно.

– Почему ты не веришь в Бога? – вопрос прозвучал без осуждения или оценки, и в этом вопросе чувствовалось соучастие.

– Единственное, что вызывает у меня сомнение, так это то, что он, наверное, удовлетворен своим созданием, – капитан отвечал вспоминая что-то свое: может танки на улицах Праги, а может длинноволосых подростков в милицейских «отстойниках», – А потом, я – это, кажется, не совсем то, что нужно богу, прежде всего.

Риолю показалось, что разговор становится слишком личным, и он сделал попытку отойти в сторону, но человек в длиннополой рубахе остановил его движением руки:

– Богу, прежде всего, нужно чтобы ему говорили правду…

…На тралении работы так много, что даже ругаться некогда.

Это на больших рыболовных судах все автоматизировано, на маленьких – только то, что руками сделать невозможно.

Все остальное приходится делать руками.

Вязать берберы – поплавки трала, оттягивать грузовые троса, вытаскивать из трюма на лебедку, закрепленную на мачте, сам трал, направлять трал в «балду» – специальный оцинкованный желоб, крепящийся на борту, по которому трал уходит в воду, расправлять сети – крылья трала.

На тральщике – все – это трал, трала, тралу.

Потому он и тральщик.

«Если бы все было для самолетов – был бы авианосец», – подумал Риоль, вместе со всеми тягая трос.

Это уже работа – волк, только такой, что не в лес убегает, а мчится на людей, оскалив пасть из всех лесов, что на свете существуют.

И спрятаться от нее некуда.

Настоящая мужская работа – это все. Кроме славы…

Талька, за маточный трос, вытягивала из твиндека сеть, и каждый слой, заранее уложенного сетевого полотна, выходил из трюма с вздохом, словно предчувствуя, что ему предстоит погружаться в холодную северную воду, в которой не то, что предметы – человека – и-то, спасают всего несколько минут, а потом считают погибшим и пропавшим без вести.

Сеть поднималась на мачту, где закреплен блок, и своей тяжестью наклоняя не большое судно к Северному Ледовитому океану так, что фальшборт поднимается над водой на метр, не больше, и, взглянув своими поплавками на горизонт, устремляется за добычей – рыбой-селедкой – которая на берегу превратится в хрустящие денежные бумаги для моряков, и в круто просоленную, приправленную луком и пряностями, самую распространенную закуску для всего остального населения страны.

И чтобы все это произошло, рыбаки – сильные, крепкие мужчины, напрягают все свои силы до судорог в мышцах, дубят тела морской водой, от которой ржавеет самая нержавеющая сталь, оставляют свое здоровье, упреждают ненастье и судьбу.

Когда начинается работа – работают все. И кок, и радист, и механик. И вахта, и отдыхающие.

И, если вахта заканчивается во время постановки трала, никто не уходит отдыхать.

Все это делают, и ни один матрос с этим не спорит.

Правда, Андрюша успел сказать капитану, проходившему мимо него на корму:

– Мне кажется, что я слишком много работаю, – и капитан успел ему ответить:

– Интересно.

Наверное, остальные считают, что они работают слишком мало…

– Труд на благо человечества прекрасен, – проговорил капитан толи усмехаясь, толи улыбаясь, – Правда, каждый утверждающий это – лжец…

…Как бы хорошо не работали люди своими руками – то есть, занимались самым простым на свете трудом, трудом, унаследованным ими от древнейших предков – всегда существует то, что им не хватает.

От комплекта сетей – в худшем случае, до рукавиц – в случае еще худшем.

На сейнерке сразу выяснилось, что не хватает канатов.

– Ты не мог в порту на складе получить? – спросил капитана Риоль.

– А ты думаешь – они на складе есть?

Хорошо еще, что хоть что-то получили.

Социализм – это тебе не капитализм, где есть все, – ответил Риолю капитан, пожимая плечами и отходя в сторону.

А Риоль подумал:

«Похоже, что социализм так плох, что из него и капитализм долго не получится…»

– А мое мнение, – заявил капитану неизвестно откуда взявшийся Андрюша, – Мое мнение – так социализм – это самый лучший на земле строй. – Мнение – это то, что говорят люди о том, чего не знают…

– Я всегда говорю то, что думаю, – надув щеки от гордости, заявил Андрюша. – А ты помнишь – как называют в России тех, у кого, что на уме, то и на языке…

Андрюша ушел, но по его выражению лица было ясно, что слова капитана он запомнил, хотя пока и не решил – кому о них сообщить…

– Шлюпку на воду!

Руль – лево на борт! – капитан отдавал команды через погнутый рупор, и его искаженный голос храпел, как чахоточный, но все равно, прорывался сквозь ветер, теребивший снасти, и монотонный шум двигателя, работавшего на малых оборотах.

На мгновение все замерло, и тут же вновь заскрипели лебедки, поклонились воде шлюпбалки, мерно покачиваясь на тросах, пополз вниз баркас с тремя матросами на борту, а сейнер, словно скакун, приготовившийся к старту, стал выстраиваться вдоль уходящей в глубину сети, слегка поводя кормой.