Сват из Перигора - Джулия Стюарт Страница 52

Распахнув тяжелые ставни с внутренней стороны окон — обычно державшиеся закрытыми, дабы уберечь то немногое, что еще оставалось из подлинного антиквариата, от кровососущего солнца, — она подготовила целый арсенал чистящих средств и с беспощадной решимостью бросилась на штурм и без того безукоризненно чистых комнат. После того как было очищено то, что в чистке ничуть не нуждалось, и выдраено то, что ничуть не нуждалось в отдраивании, она перешла к полировке того, что и так было отполировано до зеркального блеска. Разогнувшись, хозяйка замка осмотрела результат своего труда. То, что уже сияло, — сияло, а то, что уже блестело, — блестело.

Лишь когда тонкие руки Эмилии заныли так, словно их пробили компостером, а колени приобрели оттенок трудновыводимого пятна от малины, она развязала шнур, которым предыдущий владелец обмотал обитое гобеленом кресло эпохи Регентства, дабы им не воспользовались посетители замка. Присев отдохнуть, она неожиданно поймала себя на мысли: а не сходить ли ей к свахе — просто поболтать, чтобы успокоить нервы? Надо же, думала она, какая все-таки странная штука жизнь. Гийом Ладусет — тот, с кем они вместе выросли и в ком она всегда видела своего будущего мужа, но кто так и не ответил на ее письмо, — именно он свел ее с мужчиной, который эти письма и доставлял. Мысли владелицы замка перенеслись в тот день, когда они виделись в последний раз накануне ее отъезда: она вспомнила, как передала Гийому свой любимый охотничий «нонтрон» с самшитовой рукояткой и выжженными на ней старинными узорами. Интересно, сохранил он его или нет?

Силы постепенно вернулись к Эмилии, и она, сунув босые ноги в старые мужские резиновые сапоги, дабы защититься от ежевичных колючек, потопала в сад. Наполнив корзину цветущими ветками разросшегося за много веков абрикоса, она вернулась в столовую и расставила их по вазам, некогда забитым ужасными красными и розовыми пластмассовыми цветками. Сверившись с поваренной книгой, владелица замка еще раз сходила в сад, нарвала зелени и трав, что понадобятся ей к ужину, и, прежде чем закрыть выбеленную солнцем дверь, наклонилась и потерла листья герани в горшке у приступки. А затем поднесла пальцы к носу и вдохнула аромат свежей моркови.

По пути к кухне со сводчатым потолком Эмилия задержалась в коридоре — полюбоваться на прекрасную колонию желтой плесени, которую весь ученый мир считал давно вымершей и которая медленно приобретала оттенок фиалок. Из-за невероятной красоты — как и в случае других пятен по всему замку — у Эмилии просто не поднималась рука счистить ее со стены. После чего она присела на кресло, сиденье которого сдвигалось, открывая тайник, куда в былые времена прятали соль от сборщика налогов, и стала думать о том, как ей умертвить угря.

Гийом Ладусет пришел в чувство не от невыносимого трезвона будильника — сваху потрясло то, что он до сих пор жив. Вытащив себя из постели, он прошаркал в ванную, взглянул на свое отражение в зеркале над умывальником и не увидел ни малейшего намека на Живой Пример — ни бывшего парикмахера, ни нынешнего свахи. Он подкрутил кончики усов на привычные сто восемьдесят градусов, но те тотчас поникли, и Гийом решил оставить их как есть, ибо ему было уже все равно. По привычке он приступил к утренней разминке, но, к ужасу своему, обнаружил, что его уникальная гибкость неизмеримо усилилась и до пола он теперь достает даже локтями. Припомнив предупреждение доктора, что симптомы могут со временем обостриться, он тут же заволновался насчет подшерстка на пальцах ног — не слишком ли тот разросся, — но взглянуть вниз у него не хватило духу. Будучи не в состоянии собрать волю в кулак и подставить тело под ледяные струи муниципального душа, который так и не починили, Гийом Ладусет решил сразу одеться, но поймал себя на том, что руки сами собой тянутся к одежде, брошенной со вчерашнего дня. Сваха сел на кровать и, застегивая мятую рубаху, вспомнил тот день, когда он вот так же утратил желание надевать свежую одежду, — день, когда стало ясно, что придется закрыть свою любимую парикмахерскую. И чего он добился за все это время? Да, он открыл брачную контору и даже завербовал несколько клиентов. Но при этом единственная пара, что он свел собственными руками, включала женщину, которую он так страстно желал для себя.

На работу в то утро Гийом Ладусет пошел просто потому, что так было легче, чем объяснять, почему он не стал открывать контору. Устроившись за столом с чернильным пятном, сваха выпил кофе, а затем взял горшок с крошечными розовыми цветками в форме сердечка, что подарил ему почтальон, и убрал с глаз долой — на столик в глубине комнаты, рядом с кофеваркой. Он только-только сел на вращающийся стул, как открылась входная дверь. Это был Ив Левек.

К счастью для дантиста, в тот день у Гийома Ладусета не было никакого желания снова его бранить. Один раз он уже отчехвостил стоматолога, когда тот явился с жалобой на то, как отвратительно прошло рандеву с Сандрин Фурнье, и таки вынужден был сознаться, что не заплатил за входной билет рыботорговки, — после того как сваха пригрозил позвонить в аббатство и докопаться до истины. Столь велика была ярость Гийома Ладусета, что он настоял, чтобы Ив Левек в обязательном порядке явился на инструктаж в «Грезы сердца», перед тем как отправится на свидание с новой кандидаткой.

— У тебя все в порядке? — осведомился дантист. — Ты выглядишь… как бы поточнее выразиться… разбитым, что ли…

— Все нормально, — ответил Гийом Ладусет. — Просто мне слегка нездоровится.

— А что, чашечки кофе мне сегодня не полагается?

— Ой, прости. Не о том думаю. Да, а сколько уже сейчас? А то я часы дома забыл.

— Девять двадцать семь, — сообщил дантист, мысленно удивляясь, что, черт возьми, приключилось с усами Гийома Ладусета.

— Плевать на кофе! — Сваха достал из нижнего ящика стола бутылку «Пешарман» и два бокала. Наполнив оба, он протянул один своему клиенту и спросил, предлагая мисочку с грецкими орехами: — Орехи?

— Нет, спасибо, — ответил дантист, который и свои-то не знал куда девать.

Сваха сделал глоток.

— Вот так-то лучше. А теперь повторим урок. Итак, какие два слова ни в коем случае не должны сорваться сегодня у тебя с языка?

— Разбить пополам, — ответил дантист.

— Верно. Как и любые их производные. Вопрос второй: что ты должен сделать у билетного киоска?

— Купить билет.

— И?

— Купить второй для своей спутницы.

— Именно. Какие два других слова тебе не разрешается произносить в течение всего дня?

— Зубная нить.

— Верно. Также запрещается упоминать любые зубоврачебные процедуры, в которых, как тебе кажется, нуждается твоя спутница. Далее, почему нужно сделать комплимент женщине, похвалив ее платье?

— Потому что так больше шансов, что она его снимет?

— Нет! Нет, нет и нет! Потому что она потратила кучу времени на его покупку, еще кучу — разглядывая себя в нем и крутясь перед зеркалом, и еще одну — сожалея, что не купила другое.

— Понятно.

— И последнее. Как ты считаешь, могу я тебе еще чем-то помочь? Что-нибудь с внешним видом или еще что?