Арабский кошмар - Роберт Ирвин Страница 52

Я подошел к стоявшему в центре зала столу, уставленному яствами и напитками, и, слушая, стал есть и пить. Голос продолжал шелестеть у меня в голове:

– Право же, я растерян и не знаю, с чего начать. Быть может, начать с середины? Да, похоже, так будет лучше. Так слушай же внимательно… Ночь была темная и ненастная, и я уже почти оставил всякую надежду, как вдруг увидел далекий огонек. С трудом поднявшись по открытому склону горы, я обнаружил пещеру и двоих смуглых волосатых людей, сидевших там на корточках у костра. Я спросил, можно ли мне укрыться от непогоды вместе с ними. Они разрешили и даже, как обязывали бытовавшие у них законы гостеприимства, предложили мне еды. Пока мы ели, я внутренне трепетал, опасаясь, как бы и им не оказалась известна история о моем детстве, проведенном среди леопардов. Потом один из них рыгнул и, повернувшись ко мне, сказал: «Расскажи…».

Помощник, который, как вы помните, читал на острове эту повесть покойного капитана команде, в том числе и мне, перевернул страницу и злобно на нее уставился. Потом он перевернул еще одну и еще – и так до тех пор, пока молча не пролистал почти весь журнал. Мы в ожидании стояли вокруг. Затем он принялся клясться. «Нет, клянусь Печатью Соломоновой и Семерыми Спящими в Пещере, эта история тянется без конца! Предлагаю большую часть пропустить и перейти к окончанию».

Тут волчий выкормыш прервал джинново чтение: «История не может в буквальном смысле тянуться без конца, ибо все, созданное Богом, имеет предел».

«Правильно, однако человек придумал бесконечность», – ответил джинн и с нетерпением вернулся к истории.

Мы принялись протестовать, но помощник капитана настоял на своем и возобновил чтение с последней страницы.

«Когда я вышел, женщина закрыла за мной дверь. Сначала я ее не узнал, а потом в изумлении воззрился на нее. Она постарела, живот отвис, а на лице были глубокие морщины.

«Да, я та самая женщина. Память разыгрывает порой забавные шутки. Ты пробыл в Театре четырнадцать лет. Пока ты был там, ты ел и пил?»

Я кивнул. Она рассмеялась и смеялась до тех пор, пока смех не начал причинять ей боль. Я ждал, когда она закончит.

«Ты жевал печенье памяти и отхлебывал из фляги с напитком, дающим забвение, – прохрипела она, – проще говоря, ты вспоминал прошлое и забывал о времени».

В ужасе смотрел я на нее, но она продолжала:

«О, и пока ты находился там, я зачала и родила ребенка».

«Что же с ним стало?»

«О, я оставила его на опушке леса. У меня там были кое-какие дела».

Поодаль стоял джинн, который медведям казался медведем, а людям – человеком.

«Давно не виделись. Надеюсь, ты не был настолько безрассуден, чтобы пренебречь моими предупреждениями?»

«Не предупреди ты меня, я бы ни за что не догадался, что женщина охотно уступит соблазну, и не осознал бы, что напиток предназначен для того, чтобы меня искушать».

«Вот оно что, – ответил джинн.– Так обычно и случается. Позволь мне предупредить тебя еще кое о чем, и, надеюсь, к этому предупреждению ты отнесешься с большим вниманием, чем к предыдущим. Твой сын жив. Его унесли с опушки леса обезьяны и вырастили, как своего детеныша. Согласно предсказанию, он тебя убьет. Мне кажется, что твой единственный шанс – это опознать его и убить первым».

«Но как я его найду? Это невозможно, ведь я ничего о нем не знаю».

«И я не знаю. Ничем не могу помочь. Разве что… на краю света есть остров, где пребывает Тайный Учитель, коему можно задать любой вопрос».

На том наша беседа и закончилась. Прошли годы, прежде чем я скопил достаточную сумму, чтобы зафрахтовать корабль и отплыть на нем к цели. Однако я упорно трудился и, хотя и не видел больше джинна, всегда помню о нем и его последнем предупреждении, и, конечно же, меня постоянно побуждает к действию память об ужасной участи моего отца. Корабль, который я зафрахтовал, похоже, вполне годен для плавания, хотя команда его – сплошь отребье людское, совершенно не заслуживающее доверия. Лишь моему помощнику известны и вся моя история, и цель этого путешествия; кажется, он человек честный и надежный. Всем своим существом я чувствую, что удача уже близка. Когда я пишу эти строки, из «вороньего гнезда» слышится крик мальчика «Земля! Земля!».

«Вот и все», – с этими словами помощник капитана запустил журнал в море, где его поглотили волны. Я заподозрил неладное, и, думаю, не я один. Раздосадованные и недовольные помощником, вернулись мы на корабль и поплыли домой. Помощник взял на себя управление судном и оказался довольно умелым шкипером, даже слишком умелым, ибо стоило ему только свистнуть, как, словно послушный пес, поднимался попутный ветер, который гнал нас к Суматре и странам Запада. А однажды, когда уже приближался конец нашего пути, один из членов команды с удивлением заметил, что с тех пор, как мы покинули остров, не поймано ни единой рыбешки, да и птицы облетают корабль стороной.

«Что это может значить?»

«Это может значить только то, что кораблем управляют злые силы», – ответил другой член команды. Он высказал то, о чем думали все.

В ту ночь мы подкрались к капитанской каюте, где теперь спал помощник. Остановившись в нерешительности, мы почувствовали запах паленого, проникавший сквозь дверь. Мы ворвались в каюту и обнаружили, что от жара, выделяемого телом помощника, уже почти загорелись одеяла и что помощник – не человек, а джинн. Мы набросились на него и попытались его одолеть, но он вновь принял свой чудовищный природный облик и улетел в бурю. Вокруг корабля засверкали молнии и загрохотал гром. Корабль наполнился водой и пошел ко дну. Смерть была той чашей, которую суждено было испить всей команде. Спасся лишь я один. Меня затянуло в водоворот, образованный вихревым движением воды вокруг тонущего корабля, и затягивало все глубже и глубже, пока мне не начало казаться, что нет у этого моря дна, что я никогда уже не выплыву на поверхность и что давление воды сомнет сейчас мою грудную клетку в комок, как бумагу. Я слышал, что иногда, in extremis, перед глазами тонущего человека проходит вся его минувшая жизнь. Такое переживание вполне можно предвкушать с интересом. Однако должен сказать вам, что со мной ничего подобного не произошло, а если бы я произошло, то в столь неудобном положении я вряд ли обратил бы на это внимание. Таковы, полагаю, были мои мысли, когда водоворот приближал меня к гибели, как вдруг спираль завертелась в обратную сторону, увлекая меня за собой, и я пробкой выскочил на поверхность.

Я отдался воле волн и беспамятству. Придя в себя, я обнаружил, что выброшен на белуджийский берег. Так, голый и полумертвый, в миг крушения всех надежд, оказался я в тех же самых песках, где некогда познал величайшее счастье.

Памятуя о данных нами обещаниях, я направился в порт. Немного не дойдя до цели, я повстречал доброго горожанина, который привел меня к себе домой и одел, а когда я поправился, ответил на мои вопросы. Он знал о девушке, о которой я говорил, хотя и не всю историю, и поэтому счел, что мне не следует выслушивать ее из его уст. Посоветовав мне пойти на гору к некоему сантону – праведнику, он подробно объяснил, как его найти. Нечто в той манере, в которой он говорил о моей белуджийской возлюбленной, переполнило меня дурными предчувствиями, поэтому, как только смог, я поспешил к этому сантону.