Мохнатый бог - Михаил Кречмар Страница 52

Дневной подход к приваде обусловлен обычно нежеланием охотника стрелять в темноте. В большинстве случаев, должен сказать, практика стрельбы в сумерках, если человек не подстрахован фарой «Кабан» или прицелом ночного видения, заканчивается ранением зверя. А подранка потом предстоит добирать, и не всегда этим занимается сам стрелок…

Поэтому привада обычно выкладывается довольно специфическим образом. Она помещается возле отдельно стоящей куртины кустов, с тем чтобы до ближайшей чащобы было не менее двухсот метров. Привадой могут служить павший олень, лось, сивуч, какая-либо домашняя скотина или закатанная в бочку или алюминиевую флягу прошлогодняя тухлая рыба (такая пахучая приманка называется попросту «вонючкой»). Для подготовки привады действует несколько очень простых правил — привада должна быть большая, она должна вонять, и её должно быть очень затруднительно сдвинуть с места. Последнее обычно обеспечивается тем, что туша или ёмкость привязывается к каким-нибудь корням капроновым фалом или стальным тросом.

Дело в том, что медведь, при своей титанической силе, способен переместить в мало-мальски удобное для себя место (а таковым он почитает любое место, где он будет в момент обеда полностью укрыт от посторонних глаз) зверя ЛЮБЫХ РЕАЛЬНЫХ РАЗМЕРОВ — т. е. кого угодно, за исключением крупного колымского лося, моржа или кита.

Выкладке собственно привады предшествует ещё и прикормка.

В качестве прикормки выступают или мешки с потрохами, или куски мяса морского зверя, или просто кучи рыбы, которые выбрасываются на месте будущей привады. Они должны заставить зверя обратить внимание на это место и побудить его проверять этот район при каждом обходе его индивидуального участка.

Когда становится понятно, что зверь всерьёз заинтересовался постоянно подновляемой прикормкой и поселился поблизости, тогда и наступает очередь собственно привады.

Привада доставляется на место с помощью снегохода, грузовика, трактора или вельбота. Иногда охотник загоняет какую-нибудь крупную скотину, например лося, и убивает его прямо на необходимом месте.

Когда медведь начинает посещать приваду ежедневно, тогда охотник и предпринимает попытку с ним покончить.

Самым гарантированным способом добыть зверя на приваде считается всё-таки засидка. Она устраивается в нескольких десятках метров от привады — от десяти до пятидесяти, но никак не дальше. Засидка организуется так, чтобы под прицелом была не только приманка, но и ближние подходы к ней. Опытные охотники даже выкладывают приманку на фоне чего-нибудь светлого — очищенных древесных стволов, а лучше всего — снежника. На этом фоне силуэт подошедшего зверя хорошо прорисовывается и даёт возможность выстрелить.

Охотнику надо помнить, что выходящий к приваде медведь, если он знает, что его подкарауливают, мгновенно становится одним из самых бесшумных животных мира.

Была осень на реке Убиенке, притоке реки Анадырь, что на Чукотке. Отец мой, Арсений Васильевич, отстрелял лося прямо на берегу реки и на обширном песчаном приплёске оставил лосиные потроха. Место это было недалеко от экспедиционного лагеря, и его можно было проверять каждый день на случай, если туда повадится ходить медведь.

Медведь действительно появился там спустя несколько дней.

Отец выбрал вечер, взял девятимиллиметровый карабин «Медведь» и сделал засаду на противоположном берегу речки, где-то в восьмидесяти метрах от привады.

Место для засады он выбрал в исключительно густом тальнике, расстояния между стволами кустов были сантиметров около десяти. К тому же куртина эта простиралась метров на пятьдесят в радиусе от засидки.

Поместив себя, таким образом, в деревянную клетку, он затаился и стал ждать прихода зверя.

Смеркалось. Как бывает обычно на Севере, перед самым закатом солнца всё стихло до стеклянно-звенящего молчания. Уже позже оно начнёт нарушаться криками птиц, устраивающимися на ночлег, шуршанием полёвок в траве и плеском рыбы на перекатах.

Ничего не происходило.

Когда отец полуобернулся (он клянётся, что его что-то заставило это сделать — не шорох и не треск), то увидел медведя в десяти метрах от себя, напряжённо вглядывающегося в человека.

До сих пор он не понимает, как зверь мог совершенно бесшумно преодолеть всё это хитросплетение сучьев, не издав при этом ни единого звука.

Естественно, когда отец бросил на него взгляд, топтыгин развернулся и бросился наутёк, круша всё на своём пути, словно автомобиль, свернувший на обочину в парковые насаждения.

Ожидание зверя на приваде похоже на то, что испытываешь при охоте на нерестилищах, поэтому я на самом процессе подкарауливания останавливаться не буду.

Охота на приваде «с подхода», с моей точки зрения, даже более интересна, чем охота из засидки. В ней сочетается как активный, так и выжидательный элемент.

Охотник удостоверяется, что медведь устраивается на отдых в непосредственной близости от привады. После чего устраивается на месте с хорошим обзором и пытается определить место его отдыха. Затем подходит к нему, держа под наблюдением возможные пути отхода и готовый к мгновенному быстрому выстрелу.

Чаще всего медведь встаёт с лёжки и старается незаметно скрыться. В случае если стрелок правильно определил место его отдыха, он видит его две-три секунды во время подъёма. Этого и должно хватить ему для того, чтобы послать пулю.

Другой случай очень интересной охоты на приваде с подхода произошёл там же, на реке Убиенке.

Трудно сказать, по каким причинам, но на одном из поворотов этой реки, в густых кустах на берегу, сдох огромный лось. Сдох он совершенно сам по себе, видимо, от какой-то неизвестной миру лосиной болячки, потому что мы ежедневно проезжали через это место на двух снегоходах и не встречали следов ни волков, ни медведей — единственных хищников, способных при определённых обстоятельствах справиться с этим великаном. Мы оглядели закоченевший за ночь труп, решили, что с места его не стронет никакая земная сила, и оставили лося на месте.

Должен сказать, что труп крупного зверя на Севере становится центром притяжения почти всего хищного и трупоядного населения в радиусе нескольких километров. Мы ежедневно проезжали мимо, и так же ежедневно встречали убегающих от него росомах, лисиц, вспугивали орланов…

А затем наступила распутица…

Мы перестали ездить на снегоходе, но мысль о том, что на эту приваду может прийти медведь, никому не давала покоя.

Мой товарищ сделал попытку посетить это место в какой-то из тёплых дней, но намокшие лыжи не выдержали тяжести его тела, сломались, и он с трудом вернулся обратно.

А потом (1 июня — я даже запомнил это число!) ударили заморозки.

Мы оседлали наших механических коньков-горбунков и поехали к приваде. К самому лосю мы подъезжать не стали, а остановились где-то в километре от него. Мой товарищ снова надел лыжи и двинулся по насту. Я остался ждать возле снегохода.