Смытые волной - Ольга Приходченко Страница 51

Как только закончились мероприятия и по Большому Каменному мосту покатили машины, хозяйка прилегла отдохнуть, а мы вышли на улицу, сели в белые «Жигули» и покатили. Это была прекрасная экскурсия по нарядно украшенной Москве. Мой тридцативосьмилетний водитель знал город, как свои пять пальцев. Он, показывая театры, музеи, разные памятные места, рассказывая, где кто из знаменитостей живет, словно молотком вбивал в меня всю эту информацию. У меня голова кружилась от ее обилия и разнообразия. Я уже не смотрела ни на улицы, ни на памятники, а на него, слушая эту правильную речь с московским оригинальным говорком.

Опять в моей жизни взрослый мужчина, но мне тоже уже не двадцать лет, а все двадцать восемь. Как приятно он бесконечно называет меня деткой и Оленькой, не как другие – Мегерой. Мегера осталась там, в Одессе, хотя бы на эти несколько дней.

– Ты, я вижу, меня не слушаешь? О чем думаешь? Почему ты улыбаешься?

Он остановил машину, кажется, у Пушкинской площади, наклонился ко мне и аккуратно и нежно, скорее по-отцовски или снисходительно дружески, чмокнул меня в щечку. Так и сидели, общаясь в машине, пока совсем не стемнело.

– А сейчас, как обещал, рванем-ка мы с тобой, Оленька, в один загородный ресторан, называется он «Архангельское». Слышала о таком? А об ансамбле «Архангельское» и тамошнем театре? О, это история!

Когда выкатились за городскую черту, то, что предстало перед глазами, превзошло все мои представления. Мы плавно ехали по уже прихваченной легким морозцем, почти пустой дороге вдоль вековых елей, протягивающих нам навстречу свои мохнатые лапы, слегка припорошенные искрящимся, неестественно белым снежком. Дивная красота. Я не удержалась и чуть-чуть опустила стекло в двери со своей стороны. В лицо ударил волшебный воздух, с запахом хвои, напоенный влагой, свежестью; я не удержалась и заорала: «Мы поедем, мы помчимся по аллее утром ранним… Ты увидишь, он бескрайний, я тебе его дарю…» Нет, не случайно я подумала, что название уж больно северное у этого места.

– Михаил Григорьевич, где мы, какая-то зимняя сказка?

– Это тот самый крепостной театр графа Шереметьева, о котором я тебе говорил, а напротив за этим забором знаменитый дворец. Хочешь погулять?

– Да, да, очень! Спасибо вам, что вытащили меня сюда.

Мы медленно бродили по узким лесным тропам. Я собирала нежный снежок, он приятно холодил ладошки, скатываясь в мокрые шарики. Потом, как дети, в полусумерках мы бегали по изумительному парку, бросаясь друг в друга снежками. Одним он попал мне в лоб:

– Это тебе за то, что ты мне все время выкаешь. Больно?

– Нисколечки. Не знаю, привычка. Вы-то меня величаете «деткой». А какая я детка?

– Ну, это я, Оленька, так, ласково, – он попытался меня прижать, но я вывернулась: не спеши, шустрый дружок, это еще очень и очень рановато, о твоих похождениях меня сестричка твоя предупреждала.

– Тогда сейчас выпьем на брудершафт и перейдем на «ты», согласна?

– А вам же нельзя, вы, между прочим, за рулем и отвечаете за мою жизнь.

Я зачерпнула с дерева снег и переложила ему в руку, потом собрала себе, но снежок растаял, образуя маленькую лужицу в ладошке: выпьем? Будто держа за ножку воображаемые фужеры, мы зацепили наши руки одну за другую, облизали собственные ладони с растаявшим снегом и… поцеловались. Эх, подруга, ты же только что рассуждала о чересчур шустром дружке… Целоваться он умел. Я испытала какое-то удивительное доверие к этому совсем незнакомому взрослому мужчине. И состояние напряженности, когда мы выезжали из Москвы в непонятном для меня направлении, и чувство неловкости все это время, куда-то вмиг испарилось. Мне было так хорошо, так легко и так естественно, и не воображаемый, а реальный бокал шампанского точно не помешал бы. Неужели так может быть? Через день я уеду и, может быть, никогда больше его не увижу. Поиграет со мной и все?

Да перестань ты думать об этом, раскрепостись. Я и раскрепостилась, наклонилась к нему и запела на ходу куплет из «Серенады солнечной долины»:

Мне сентябрь кажется маем, и в снегу я вижу цветы.

Почему так сердце, сердце замирает?

Потому что рядом ты!

Мы кружились в вальсе на балюстраде дворца, и эта сказка зимней природы, наше общение, смех привлекли внимание каких-то людей, совершавших вечерний моцион; это были отдыхающие из военного санатория. Они стали нам хлопать: ребята, спойте еще что-нибудь.

– В следующий раз, – весело выкрикнул Михаил и, схватив меня за руку, потянул из парка. Продолжая смеяться, розовощекие, чуточку влюбленные, мы ворвались в загадочный для меня до этого момента ресторан «Архангельское» и тут же очутились в компании Мишиных знакомых. Мое появление, как мне показалось, привело их в некоторое замешательство. Я так поняла, что его ожидали с дамой, но совсем не со мной.

– Михаил, а мы уж было потеряли всякую надежду тебя дождаться. – Из-за длинного стола поднялся с рюмкой водки высокий стройный мужчина, обнял моего кавалера за плечи и четко скомандовал: – Налейте-ка им штрафную, пусть в следующий раз не опаздывают.

У моего дядьки Леонида Павловича часто собирались разные компании, и я по поведению научилась различать, военные это люди или гражданские. Сейчас за праздничным столом собрались явно военные, все они были с женами, возраст которых заметно контрастировал с моим. Мне пришлось выпить и за себя, и за того парня (все посочувствовали и одновременно отругали Михаила, что он за рулем), точнее, пригубить. Заиграл оркестр, все пошли танцевать, мы с Мишей – тоже. Я стала выпытывать у него, чем занимаются его друзья.

– Они все десантники. Тот, кто к нам подходил, – Владимир Морозов, он полковник, известный парашютист, на его счету тысячи прыжков, в том числе на Памир! Представляешь?

Честно говоря, моего ума в ту минуту не хватило, чтобы представить. Вернувшись в Одессу, внимательно прочитала об этой горной системе, одной из самых могучих в мире, – и ужаснулась: там же нет ни одного ровного местечка для приземления, сплошные пики и скалы. Значит, они на них прыгали. Ну, ребята смельчаки, восхищаюсь вами.

– Они все боевые офицеры, – продолжал Михаил, – и за ними такие дела… Герои, настоящие мужики, гордость армии. Знаешь что: мне сейчас с ними пообщаться надо, а ты не стесняйся, присоединяйся к их женам.

Это получилось само собой: как только мужчины скрылись за дверью ресторана, одна из них, которая постарше, обратилась ко мне:

– Танечка, что вы загрустили, пересаживайтесь к нам поближе. Как там Питер? Я прожила в Ленинграде пять лет, потом мы попали в Псков и вообще за эти годы исколесили пол-Союза, пока не осели в Москве. Но я до сих пор тоскую по Питеру. Красавец! Вы на какой улице живете?

Меня в жар бросило. Что ответить? Получается, я права, почувствовав некое замешательство при моем появлении. Перепутали меня с кем-то эти милые офицерские жены.

– Я, наверное, вас разочарую, но я не из Питера, и зовут меня не Таней, а Олей. И живу я на другом море, на Черном, в Одессе.