Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем? - Михаил Делягин Страница 51

Самой болезненной причиной недовольства представляется стремительно нарастающие по мере общего разложения бюрократии и в силу порождающего ее причин [28]некомпетентность и недобросовестность (чтобы не говорить «коррумпированность») руководства. Излишне говорить, что в силу специфики профессиональной деятельности эти некомпетентность и недобросовестность в целом ряде случаев создают «прямую и явную угрозу» не только благополучию, но и самой жизни сотрудников силовых структур.

Представляется принципиально важным, что специфика военизированных структур, в принципе не подразумевающая обсуждения (а значит, и гибкой корректировки) приказов, возлагает на их руководителей значительно большую ответственность, чем на руководителей гражданских ведомств и, соответственно, в силу объективных причин предъявляет значительно более высокие требования к их профессиональной компетентности. При этом профессионализм этот весьма специфичен и, как правило, в принципе не поддается адекватной оценке со стороны широкой общественности: она даже теоретически не может располагать достаточными для оценки степени профессионализма того или иного решения знаниями и тем более – информацией о повседневной деятельности силовых структур.

Изложенное отнюдь не является эхом романтических представлений о доблестных военных, милиционерах, чекистах и пожарных, вбитых в поколения детей еще советской пропагандой (которая в «шестилетку Путина» все сильнее дополняется путинской). Силовые структуры действительно необходимы любому современному обществу и действительно имеют свою специфику. При этом не следует забывать, что, хотя они действительно склонны, в том числе и в корыстных целях, преувеличивать ее масштабы и значение (и в этом правы либералы), недооценка и преуменьшение этой специфики ведет к драматическому снижению эффективности силовых структур.

Это не означает, что указанными структурами в принципе не могут руководить гражданские лица, не представляющие заранее в деталях всех тонкостей тех или иных управляемых ими сфер; это означает лишь, что указанным гражданским лицам на их постам придется значительно труднее, чем бывшим военным, руководящим, например, Министерством экономики.

Практически повсеместное нарастание безграмотности и безответственности правящей бюрократии (приобретшее в ходе и, во многом, в результате административной реформы характер ее дебилизации), объективно обусловленное полным освобождением последней от всякого общественного контроля, в силовых структурах воспринимается наиболее болезненно и имеет наиболее разрушительные последствия.

Существенно и то, что относительная (а в ряде случаев и абсолютная) информационная закрытость силовых структур, объективно обусловленная особенностями их деятельности, создает тепличные условия для самых фантастических злоупотреблений со стороны их руководителей, не говоря уже о простом сокрытии неграмотности и некомпетентности последних.

Неутомимо проводимая в последние годы кадровая политика, ориентированная на выдвижение не профессионалов, но – в полном соответствии с феодальными принципами – земляков, сослуживцев и лично преданных людей с минимальным учетом уровня их компетентности – наглядно усугубляет положение.

Важным фактором, усиливающим недовольство сотрудников силовых структур и их чувства к своим руководителям, зачастую весьма напоминающие ненависть, является разгул коррупции. Нарастание ее масштабов продолжается, хотя еще несколько лет назад казалось, что она достигла максимально возможного уровня.

Конечно, сама по себе коррупция приносит достаточно много благ коррумпированным сотрудникам силовых структур и сама по себе, как источник колоссальных доходов, не может вызывать их неудовольствия. Более того: не только руководители, но и сотрудники силовых структур до их перерождения в силовую олигархию и мечтать не могли о фантастическом уровне не только потребления, но и вседозволенности. Именно благодаря сложившемуся в последние годы режиму члены и прислужники «силовой олигархии» стали хозяевами России не только в финансово-экономическом, но и в бытовом, и в уголовном смысле. Ни для кого не секрет, что сегодня практически любые действия, вплоть до убийств, пыток и погромов целых городов (из «сафари» такого рода получил заслуженную известность, пожалуй, один лишь башкирский Благовещенск), почти гарантированно остаются безнаказанными и не ведут не только к суду, но даже к увольнению с занимаемой сотрудниками силовых структур должности!

Однако то, что в последние годы силовые структуры в основе своей, насколько можно понять, окончательно стали коммерческими, создает определенные неудобства не только для их честных сотрудников, но и для силовой олигархии как класса.

Прежде всего, они почти перестали выполнять свои непосредственные функции. Мысль о том, что сотрудник ГИБДД может регулировать уличное движение, скоро станет хитом эстрадного юмора; в обыденной жизни (по крайней мере, Москвы) представить себе такое уже затруднительно. Обращение в милицию по поводу мелких уголовных преступлений воспринимается как опасное проявление минутной слабости, а то и глупости. Мысль о защите своих прав в суде вызывает у растущей части граждан сомнения в психической нормальности того, кому она приходит в голову.

По данным социологических опросов Аналитического центра Левады доля россиян, сообщающих о своем недоверии к «правоохранительным» органам, выросла с января по июль 2005 года с 69 до 74 % (удельный вес однозначно доверяющих им снизился с тоже ничтожных 4,3 до 2,8 %, что ниже уровня статистической погрешности). С 60 % до 63 % возросла доля участников опроса, полагающих, что россияне не могут восстановить свои права, нарушенные судом. На стабильно высоком уровне остается неверие людей в возможность отстоять законными методами (с помощью суда и прокуратуры) свои права, попранные милицией: 64 % (на 1 % больше, чем в январе) участников опроса не надеются на эффективную защиту от милицейского произвола со стороны прокуратуры и суда. Только 2,3 % россиян чувствуют себя полностью защищенными от неправомерных действий сотрудников «правоохранительных» органов (в январе 2005 года таких было 2,8 %).

Между тем весьма значительная часть сотрудников силовых структур (по крайней мере, низшего звена) имеет лишь ограниченный доступ к «административному ресурсу» и, как это ни парадоксально, в большинстве сфер повседневной жизни весьма близка по своим реальным возможностям и правам к обычным гражданам. Поэтому она, как и обычные граждане России, испытывает существенные и нарастающие неудобства от разложения государства и, в частности, от коррупционного перерождения силовых структур, – усугубленные еще и разочарованием от невозможности использовать в своих интересах принадлежность к вроде бы привилегированной касте.

Существенно и то, что в силовых структурах весьма распространен своего рода рудиментарный патриотизм. Стороннему наблюдателю заверения в любви к Родине и в стремлении к ее величию в устах махровых коррупционеров, ежечасно и ежеминутно продающих и насилующих свою страну, по вполне понятным причинам неминуемо кажутся чудовищным цинизмом и лицемерием. Однако, несмотря на это, для многих сотрудников силовых структур и даже членов «силовой олигархии» любовь к Родине является глубоко органичным, сильным и в целом искренним чувством.