Танго с манекеном - Алекс Форэн Страница 51

Теперь ты можешь играть на скрипке или рисовать, даже если никогда раньше этого не делал.

Обычно все мысли, время, силы заняты привычной суетой. В жизни не бывает чудес – у тебя просто нет времени на них, и тебе легче считать, что они невозможны. Это пресловутое латентное подавление, единственная патология, объединяющая мелких клерков и сильных мира сего, когда все направлено на сиюминутный практический выигрыш, автоматически отсекает все «лишнее». Что делать, бизнесмены не бывают волшебниками, зато неплохо зарабатывают…

Париж подавляет латентное подавление. Он вымывает суету повседневности мелкими чудесами, освобождая от мелочей пространство, где можно генерировать новое. Как в детстве.

Переставая действовать рационально, ты снова начинаешь верить в то, что видишь, слышишь, даже в то, о чем лишь догадываешься. Тобой опять управляют не стереотипы и правила, а ты сам и твои желания. Тебя ведут мелодии, знаки, совпадения… То ли проснувшаяся интуиция, то ли непосредственное чувство Парижа, позволяющее ногам, а не голове выбирать направление для прогулок.

Обычно ты поступал определённым образом просто потому, что у тебя не было выбора. В Париже он есть. Всезнающие доброжелатели, вечно нашептывающие тебе правильные решения, остались позади, и теперь ты можешь расслышать внутренний голос…

На какой-то момент ты замираешь, впадаешь почти в каталептическое состояние от многообразия и непривычности выбора. Маршрутов, занятий, фантазий… Себя.

Кто-то в поисках такой способности прибегает к известным препаратам, кто-то ищет рецептов у Кастанеды. Но здесь это не нужно. Париж растормаживает фантазию, интерпретации делаются неожиданными, вскрываются парадоксальные связи и свойства явлений, воображение становится на равных с анализом происходящего и делает материальными иллюзии.

Самое удивительное в них – управляемость. Ими можно не только любоваться, но и играть, жонглировать, создавая различные сценарии будущего.

Городу как бы нет до тебя никакого дела, он слишком занят самим собой, напоминая красавицу, которая, будто не замечая твоего присутствия, заглядывается в зеркала, чтобы убедиться в своей несравненной красоте.

У него сотни нарядов и, скидывая один, он мгновенно преображается – внутри первого города есть второй, в нем – третий, и еще никто не сосчитал все. Он может обернуться прекрасной дамой, а может – знатным вельможей, но как только тебе покажется, что ты разгадал этот образ, сквозь черты властной особы проступят изящные линии гибкой танцовщицы, а под расшитым камзолом – грубое одеяние философа. И ты поймешь, что он морочит тебя, играет с тобой.

Попробуй сам. Здесь все провоцирует на то, чтобы, примеряя разные платья, пробуя на вкус разные возможности, оставаться (или становиться?) собой.

Любой вариант – возможен. Вот полная колода. Теперь можешь загадывать карту.

Как хладнокровный крупье или опытный фокусник, Париж почти безразличен. «Дискретен». Здесь никого не касается, что с тобой происходит. Но он – наблюдает.

«Ах, месье, меня совершенно не интересует ваша личная жизнь, просто с детства очень привлекают замочные скважины».

Это не перверсия. Это философия созерцания.

Завсегдатаи кафе, полицейские и консьержи, клошары и зеленщики сутками не отрываются от экранов мониторов, каждый из которых демонстрирует в режиме реального времени кусочек жизни, происходящей на нескольких квадратных метрах, захватываемых камерой, глазом, замочной скважиной.

Парижане не покидают своих наблюдательных пунктов. Они не путешествуют. Куда ехать из самого прекрасного из городов?

Они не отвлекаются на постороннее. И поэтому – последовательно невежественны. «Позвольте, мы великолепно разбираемся во французских сырах, винах, парфюмерии, профсоюзах и шансонье. Чего же вам еще?»

Им безразлично, что происходит за пределами Парижа и происходит ли там вообще что-то. Центр вселенной – здесь, и стремиться к чему-то иному – бесполезная трата времени.

Именно эти несколько квадратных метров, видимых непосредственно каждым из них, – вечно текущая и неизменная картинка-фон, где происходит все, что можно себе вообразить, которую в разных направлениях пересекают туристы, клошары, жандармы, завсегдатаи кафе, другие наблюдатели – именно они являются предметом их забот.

Наблюдение как предназначение и смысл жизни.

Наблюдение за объектом изменяет поведение объекта… Мягко и не навязчиво, без вмешательства, без принуждения – просто объект наблюдения начинает вести себя не так, как обычно.

Что и требуется. Иначе ты так и не сдвинешься с мертвой точки.

В Париже, как и везде, есть два пути – внутрь или наружу.

Но внутрь тебе путь заказан.

Внешне бесшабашный, фривольный, безумный город функционирует по строго выверенным законам. Но они – часть внутренней кухни и должны быть скрыты от твоих глаз. Поэтому здесь, как нигде больше, гостей не пускают внутрь – иначе они узнают секрет.

В Америке тебя быстро обучат правилам и сделают своим, в Марокко ты легко и доброжелательно интегрируешься в местную жизнь, в Таиланде ты всегда будешь фарангом – белым человеком, но это и будет твое вполне комфортное место. А в Париже все очень нейтрально – все работает для тебя, тобой специально никто не интересуется, но… Ты – вне времени и пространства. Ты здесь, но не внутри. Ты можешь обладать идеями по переустройству мира, ты зачем-то знаком с географией, ты говоришь на несуществующем и несущественном английском языке, ты даже разбираешься в истории Франции, но все это – только твои личные причуды. Ты не парижанин.

Бульвары, парки, памятники, особняки, жонглеры, уличные музыканты – все это для кого угодно, кроме парижан. Для них это – повседневность. Жесткая, монотонная, часто дождливая и промозглая среда обитания. Праздник Парижа – для визитеров.

Это та цена, которую приходится платить за жизнь здесь. Парижан занимает быт, и их мечта – тихий дом в спокойном сельском уголке, где на склоне дней можно будет, ловя рыбу, вспоминать на пару с соседом славное прошлое и критиковать современное устройство мира.

Ты способен грезить об этом?

Вот видишь, ты не парижанин.

Приезжий может быть эксцентричным, он может быть выскочкой, он не способен вписаться в установленные рамки, он в любом случае столь дурно воспитан, что ничего уже не изменишь – он выпрыгивает из них. Он настолько безнадежен, что его даже не осуждают. Просто не пускают внутрь и этим же – выталкивают еще больше.

Это эффективно – если у тебя самого не хватит сил, тебя заставят выйти из рамок.

Как в любом механизме, здесь в цене логика и рациональность. Все выверено по среднему показателю Нормы, нормальности. Это обязательный критерий для всех местных жителей. Именно нормальность – их основное достоинство. Спокойнее, не нужно высовываться! Это по меньшей мере неприлично и даже опасно. Каждый знает свое место и не должен стремиться к его изменению, потому что это привело бы к неполадкам во всем механизме.