Темная сторона Солнца - Эмилия Прыткина Страница 51

Я в ответ молча усмехнулась. Даже моя приемная мать однажды чуть не попалась на эту уловку. Как-то раз Вардитер захворала, и Гоар, как бы между делом, заметила, что в соседнем квартале появилась женщина по имени Карен, которая исцеляет все хвори наложением рук. Вардитер мрачно посмотрела на нее и прошипела:

– Узнаю, что ходила туда – прокляну! Клянусь могилой твоего отца – прокляну!

– Я не ходила, что ты, – испугалась Гоар. – Соседи сказали. Говорят, там еще вещи бесплатно раздают. А некоторые даже в Америку уезжают.

– Эх, ахшар-ашхар, – покачала головой Вардитер и перекрестилась на образ. – Господи, за что ты нас так испытываешь? Откуда эти дьяволы свалились на нашу голову?

Господь не ответил. Гоар перевела разговор на другую тему, а я подумала, что пастор Джон и его сообщница Карен не такие уж дьяволы по сравнению с теми людьми, которые довели некогда цветущую страну до голода и нищеты. Мы никогда не возвращались к этому разговору. Я отбивалась от свежеиспеченных адептов, которые пытались завербовать меня в свои секты, Гоар сидела дома, отец и Гор совершенно не интересовались религией, а Вардитер все так же молилась своему богу. Но сегодня, после рассказа Вардитер, мне почему-то захотелось заглянуть в церковь пастора Джона.

Дождавшись, когда старуха уйдет, я позвонила Лале:

– Я слышала, что ты ходишь в церковь пастора Джона. Можно мне сходить с тобой?

– Конечно! Я как раз сегодня иду на проповедь. Давай встретимся возле церкви в два часа дня.

Мы встретились на пороге двухэтажного дома, поднялись по ступенькам на второй этаж и очутились в просторном зале со скамьями вдоль стен. На скамьях сидели люди, среди которых были и мои соседи. Я низко опустила голову и двинулась вслед за Лалой. Мы сели в первом ряду, неподалеку от сцены, на которой возвышалась трибуна. Вскоре на сцене появился мужчина средних лет с живыми, маленькими глазками, плутовато смотревшими из-под белесых бровей. Зал встретил его бурными овациями. Мужчина приветствовал свою паству по-английски. Тут же из-за кулис выскочил переводчик и встал по стойке смирно рядом со своим наставником. Пастор говорил много и громко. Он скакал по сцене, призывая народ покаяться и помолиться живому богу. Через полчаса началась массовая истерия. Некоторые рвали на себе волосы и кричали, что они видят бога, другие катались по полу, бормоча что-то невнятное. Я посмотрела на Лалу. Она плакала навзрыд и воздевала руки к небу с криком: «Господи, приди ко мне! Господи, я вижу тебя, Господи!»

Я схватила ее за плечи и встряхнула:

– Лала, Лала, пошли отсюда! Это гипноз, неужели ты не понимаешь?

Она глупо улыбнулась и вытянула руку в сторону сцены:

– Смотри, смотри, ты видишь свет вокруг него?

– Нет, не вижу, – ответила я и выскочила из зала.

Мне было стыдно и противно. Превозмогая тошноту, я побежала в ближайшую церковь, поставила свечку и впервые за много лет помолилась. Я молилась неистово, как молится человек, который всем сердцем жаждет освободиться от боли. В какой-то момент мне стало легче, но, выйдя из церкви, я снова почувствовала, как грудь моя сжалась от тоски.

Вечером я спросила у Вардитер: чувствует ли она присутствие Бога?

– Конечно.

– А я – нет. Мне почему-то кажется, что нет никакого Бога.

– Не богохульствуй! – разозлилась Вардитер. – Лучше молись, Лусо. Молись, чтобы он наставил тебя на путь истинный.

– Я молюсь, чтобы он избавил меня от боли, а уж путь я сама найду, – ответила я и пошла спать.

1 января

Мы отметили Новый год с бабушкой. Никто не пришел, даже Гоар не позвонила. Видимо, папаша запретил ей звонить. Традиционные пасус-долма, соленья из бочки, засахаренная хурма и бутылка шампанского.

– Расскажи мне о матери, – попросила я.

– Что тут рассказывать, она умерла вскоре после вашего рождения. Разбилась на машине вместе с вашим отцом и умерла.

– Ты врешь. Я знаю, что ты врешь. Если бы все было так, как ты говоришь, Артур бы не называл мою мать проституткой.

– Не вру, клянусь тебе. Он просто вспылил и все.

– Поклянись ее могилой.

Она опустила глаза и стала нервно теребить передник.

– Поклянись.

– Не могу… – Бабушка расплакалась и сжала руками голову. – Будь что будет, да простит меня Господь. Не могу я больше врать тебе.

Лучше бы она этого не рассказывала. Я ждала красивую сказку о прекрасной любви, а получила безжалостную правду. Моя мать – самоубийца, я – безотцовщина.

– Кто мой отец?

– Я не знаю.

– Точно?

– Клянусь.

Стало ли мне легче? Нет. Я усмехнулась и поняла, что повторяю ее судьбу. Отдалась первому встречному, как последняя проститутка. Упаси Господь, еще окажется, что я беременна от него.

Мы просидели полночи. Перебирали фотографии матери, рассматривали ее платья и обувь. Ночью я долго не могла уснуть и лишь под утро заснула крепким сном и проспала до обеда.

Арев перевернула страницу и вздохнула:

– Это ее последняя запись.

Сергей ничего не ответил.

– У тебя есть ребенок?

– Нет. У Дианы был выкидыш. Ты считаешь меня подлецом?

– Не знаю. В вашем мире столько условностей, столько нелепых и непонятных мне обычаев, что мне, человеку, убежавшему от всего этого, сложно судить тех, кто остался здесь. Нет, Сергей, я не осуждаю тебя, но мне почему-то не по себе. Я, пожалуй, пойду.

– Анна, подожди. Ты, кажется, что-то хотела сказать.

– Неважно.

– Тогда я скажу. Присядь.

Анна сложила руки на коленях и опустила глаза, догадываясь, что он ей скажет. Она ждала этого разговора и одновременно боялась.

– Анна, я… – Голос Сергея дрогнул, и она представила, что он дрожал точно так же в момент расставания с ее сестрой. – Я очень виноват перед Лусине. Ведь я, не разорвав любовные отношения с одной женщиной, завязал их с другой. Я живу с этим чувством вины всю свою жизнь. Мне сложно говорить, и я знаю, что сейчас не время, но у меня такое ощущение, что между мной и тобой нечто большее, нежели простая симпатия.

– Тебе кажется, что ты влюблен в меня. Но на самом деле ты видишь во мне мою сестру, не более.

– Нет, это не так. Вы очень похожи, но вы разные. Я вижу тебя, Анна-Аревик. И… ты мне очень дорога. Я боюсь произнести слово, которое может объяснить мои чувства, но ты очень, очень дорога мне, Анна.

– Не надо об этом. Не сейчас, потом. Ты тоже дорог мне. И мне больно расставаться с тобой. Я думаю о тебе постоянно с тех пор, как увидела впервые. Каждую ночь я засыпаю и разговариваю с тобой, а утром с мыслями: «Нет, Анна, нет. Он любил твою сестру, он видит в ней тебя. Он чувствует свою вину перед ней и потому помогает тебе. Смотрит на тебя так нежно, как смотрел на нее». Понимаешь, призрак Лусо довлеет надо мной. Ее слова «Опасайся Сергея» все еще звучат в моих ушах.