Тельняшка математика - Игорь Дуэль Страница 51

Рассчитывать на помощь капитана не приходилось. Пожалостин смотрел на происходящее сквозь пальцы. Однажды он и сам объяснил мне свою позицию.

В тот вечер мы остановились у небольшой пристани под обрывом, на краю которого, высвеченные солнцем, четко обозначились первые избы большого северного села. После ужина я вышел на палубу покурить, огляделся и увидел, как медленно лезут по тропке, петляющей по крутогору, Герка и старпом. Появился капитан и, проследив направление моего взгляда, равнодушно заметил:

– Трудновато им будет возвращаться – сверзнуться могут.

– Им вообще, по-моему, с каждым днем становится труднее жить, – сказал я зло, – и работать тоже.

– Догадываюсь, что это камешек в мой огород, – усмехнулся Пожалостин.

– Чего ж тут догадываться. На судне вроде один капитан.

– Угу, – сказал Пожалостин, – один. И он должен заниматься воспитательной работой. Впрочем, ею должны заниматься и старпом, и стармех, и даже второй механик, поскольку он тоже относится к командному составу. Но капитан – прежде всего. Так?

– Зачем спрашивать, Борис Викторович?

– Ну да, в уставе даже записано.

– Тем более.

– А вот у меня, Юрий Петрович, каждую навигацию меняется весь экипаж, бывает – и два раза за перегон. И так двадцать пять лет. Признайтесь честно, вам бы хватило терпения четверть века повторять разным людям простейшие заповеди: не пей, не развратничай, не дерись?

– Не знаю, – сознался я. – Мне никогда не приходилось никем руководить.

– Вот это и чувствуется. Наверно, потому вы и верите, что за полтора-два месяца можно перевоспитать пьяницу.

– Да зачем же такого человека брать на судно?

– Ну хотя бы затем, что он вполне приличный штурман. И в море, когда водки достать негде, я смогу хотя бы часов пять-шесть в сутки поспать, зная, что он за это время не утопит судно.

– А то, что он человека топит, вас не трогает?

– У того своя голова есть.

– Выходит, что нет.

– Тогда ему никто не поможет. Убережешь от одного – другого найдет.

– Да как же можно рассуждать обо всем этом так спокойно!

– Эх, Юрий Петрович! Не просто, конечно, но стараюсь. Нервы мои потрепаны. Беречь их надо. Иначе до пенсии не доработаешь. А у меня семья, сын – ваш одногодок, внук. О них-то в первую очередь думаю. Вот я и берегу нервы. Песенки мои слышали? Забавно, что капитан на мостике скрипит! Да это ерунда. Главное – успокаивает. – Он вдруг смутился и, видимо, почувствовав, что слишком разоткровенничался, оборвал себя на полуслове. – Ладно, пойду посижу с бумажками. Много их нынче от капитана требуют, голову некогда поднять, понимаете…

Но слова Пожалостина не убедили меня. Наоборот – еще острее стало желание отбить Герку от Халина.

Начал я с выпада, который мне казался при всей его простоте совершенно неотразимым. Напомнил однажды Герке, что он собирался на переходе ликвидировать «хвост» по математике, и предложил свои услуги. Герка отозвался прочувствованной речью:

– Ну спасибо. Ну ты молоток-парень! Запомнил, надо же! Я ведь больше и не просил, боялся – откажешь теперь. А ты сам. Вот это друг. Надо, конечно, скинуть контрольные, во как надо. Гоном грозит.

Он убежал в свою каюту и скоро вернулся с тетрадью, учебниками, листочками заданий.

– Ты уж реши, пожалуйста. Тебе это что – семечки. А за мной не пропадет.

Но меня этот вариант никак не устраивал. И я подробно изложил Герке, сколь бессмысленна такая помощь. Он снова с готовностью согласился.

– Точно! Как же я сам не допер! Контрольные пошлю – все путем, a потом спросят – стану глазами хлопать. Мне опять неуд и за липу врежут.

Он не на шутку встревожился, видимо, представив, какой позор его ждет.

– Конечно, если ты растолкуешь – совсем другое дело. Только я в математике дубоват. Возня со мной долгая.

– Ну и что? – сказал я, все более радуясь легкости своего успеха. – Путь у нас еще не короткий.

Про себя я подумал: чем сильнее Герка запустил математику, тем лучше. Будем с ним сидеть из вечера в вечер, и старпом лишится своего постоянного спутника. Правда, и я не досмотрю многих новых городов, а теперь это особенно жаль – мы добрались до северной глухомани, шли по Вологодской области, по лесным местам, городки здесь попадались такие, где, как поется в песне, «мостовые скрипят как половицы». Они-то более всего и соблазнили меня, когда я решился на это путешествие. Но я был готов на такую жертву и очень про себя гордился этой своей готовностью.

Словом, я предложил Герке, не теряя времени, нынешним же вечером начать занятия. Он опять же выразил самые горячие чувства:

– Точно! Как пришвартуемся, так и засядем. Я только за бутылкой до ближайшего магазина добегу и начнем зубрить.

Столь непосредственная связь бутылки и математики показалась мне странной, и я спросил, зачем нужна бутылка.

– Ну, как же! – искренне удивился Герка. – Ты мне такое дело, из беды, можно сказать, вытягиваешь, а я что же, свинья неблагодарная?

Я попытался убедить Герку, что в благодарности не нуждаюсь. И самому, мол, приятно мозги поразмять. Но он это пропустил мимо ушей и неожиданно для меня проявил удивительную несговорчивость:

– Нет, если без бутылки, не согласен.

Я вынужден был уступить. Правда, мы договорились, что бутылка будет фигурировать только в первый вечер, отметим начало ученья. Это условие Герка принял. К уроку я готовился очень старательно. Конечно, Геркины задачи – для меня «семечки». Но мне важно было точно представить себе курс математики его вуза, чтобы не излагать, чего нет в программе, не запугать Герку излишними сложностями. Словом, весь день я каждую свободную минуту забирался в свою каюту и штудировал Геркины учебники. А свободного времени с тех пор, как я освоил штурвал, оставалось совсем немного. Все вахты старпома я стоял на руле, да и капитан, уверовав в мое мастерство, то и дело вызывал меня к штурвалу условным сигналом – три коротких звонка. А ведь в мои обязанности входили еще швартовки, приборка палубы, доставка угля и дров на камбуз и множество других мелких дел.

Все же перед закатом, когда караван приткнулся к берегу у какого-то большого села, я был полностью готов к уроку и мысленно разучивал новую для себя роль наставника.

Только мы пришвартовались, как у борта появились Ваня и Василий и пригласили меня на ужин. Жена Макара решила вдруг блеснуть кулинарным искусством и приготовила на скромном камбузе «мошки» удивительное блюдо (какое именно, друзьям сообщать она запретила), которое, по глубокому убеждению Пелагеи, я должен попробовать и оценить. Отказаться было невозможно, я и так, вопреки обещанию, бывал у Зыкиных редко, а не прийти в этот раз значило нанести Пелагее жестокую обиду. Я сказал, что приду, только ненадолго, потом буду занят.