Внутренний порок - Томас Пинчон Страница 51

— Ладно ты, — сказал Тито, — я тебя обедом накормлю. Мне тут нужен твой совет.

Они отправились на Пико и двинули в сторону Ранчо-Парка. Не улочка, а восторг обжоры. Когда Док ещё был в городе новеньким, как-то раз где-то на закате — ежедневном событии, не бульваре — он оказался в Санта-Монике у западной оконечности Пико, свет над всем Л.А. смягчался до пурпура с темноватой золотинкой, и с того угла и в тот час ему показалось, что по Пико ему видно на много миль — до самого сердца всего Мегаполиса, который ему только предстоит открыть, если захочется, а ещё он может наедаться своей дорогой вдоль Пико вечер за вечером ещё долго, и национальная категория едальни там не повторится. Это не всегда бывало для нерешительного торчка доброй вестью: он мог знать, что голоден, но не обязательно — как с этим голодом справиться в смысле конкретной еды. Не одной ночью у Дока заканчивался бензин, а у его компаньонов, которых пробивало на хавчик, — терпение, решение же, куда зайти поесть, откладывалось очень надолго.

Сегодня они оказались в греческом ресторане под названием «Teké», что, по словам Тито, на греческом в старые времена означало гашишный притон.

— Надеюсь, на мозоль не наступлю, — сказал Тито, — но ходят слухи, ты работаешь с этим делом Мики Волкманна?

— Я б не стал так говорить. Мне никто не платит. Иногда мне кажется, всё это от мук совести. Подружка Волкманна — моя бывшая, она сказала, что ей надо помочь, вот я и пытаюсь.

Тито, подчёркнуто севший лицом ко входу, понизил голос так, что Док едва его слышал.

— Рискую предположить, ты не блат в городе, Док. Ты ж не продаёшься, верно?

— Пока нет, но конвертик с наличкой никогда не помешает.

— Эти ребята, — по лицу Тито прошла несчастная тень, — конвертики совать тебе не станут, скорее, типа, сделаешь, что они захотят, — может, не слишком сильно отпиздят.

— Ты утверждаешь, это как-то с мафией…

— Если бы. То есть, я знаю кое-каких отморозков из Семьи — большинство народу они пугают, я их и сам боюсь, но я бы к ним с таким вот не пошёл, они только глянут, кто там, и сразу, типа: «Пасадина, чувак».

— Не говоря о том, что ты им денег должен.

— Уже нет, от этого избавился.

— Как. Ни лошадок, ни катранов? Ни Маси Тиранозавра? Ни Сальваторе Гадзони — Бумажного Пореза? Ни Адриана Пруссии?

— He-а, даже Адриан отъебался, всё выплачено, процы, всё.

— Неплохая новость, потому что рано или поздно этот ебанат потянется к своей бейсбольной бите, на твоей башке оттопчется или как-то. Позор для всех асмодеев.

— Все они остались в моём жалком прошлом, я двенадцать шагов прошёл, Док. Собрания, все дела.

— Ну, Инес, наверное, счастлива. Сколько уже?

— На следующих выходных с полгода. Отметим стильненько — гоним на лимузине в Вегас, селимся в «Цезаре»…

— Извини, Тито, но я не путаю Лас-Вегас с чем-то ещё, где только, блядь, играют без передыху? Как ты рассчитываешь…

— Избегать соблазна? Эгей, так в этом-то и штука, откуда мне знать? Главное — прыгнуть, а там поглядим.

— Охматушки. И Инес не возражает?

— Сама предложила.

Хозяин заведения Майк и повар появились с целым блюдом долмадес, каламатских оливок и карликовых спанакопит — чтобы всё это заполировать, потребовалось бы не меньше недели.

— Уверен, что хочешь есть здесь, — приветствовал он Тито.

— Это Док, он мне однажды жизнь спас.

— И ты его так благодаришь? — Майк, укоризненно качая головой. — Подумайте крепко и долго, друзья мои, — бормоча обратно к себе на кухню.

— Я спас тебе жизнь?

Тито пожал плечами.

— В тот раз на Малхолланде.

— Это ты мне спас, чувак, ты один знал, где оно, — кое конкретное «оно» будучи «испано-сюизой джей-12» 1934 года в угоне, о чьём возврате Док вёл переговоры с литовской жертвой щитовидки, который появился на стрелке с модифицированным «АК-47» с магазином-бананом до того громадным, что литовец постоянно об него спотыкался, и вот это-то, если хорошенько припомнить, спасло, вероятно, жизни всем.

— Я для себя, чувак, старался, а ты просто оказался там, когда мы её пригнали обратно, и все эти деньги кругом запорхали.

— Да неважно, Док, — теперь тут такое, про что я только тебе и могу рассказать. — Быстрый огляд. — Док, я одним из последних разговаривал с Мики Волкманном, пока он с экранов не выпал.

— Блядь, — ответил Док ободряюще.

— И нет, я с этим и близко к крючкам не совался. До этих ребят долетит, не успею я на улицу выйти, и я буду акульей закусью.

— Г и Н. [53]Тито.

— Было так: Мики дошёл до того, что не всегда мог доверять своим шофёрам. Они по большей части сидельцы все, а это значит, у них по своим ЯВД [54]надо расплачиваться, о чём Мики иногда мог и не знать. И вот время от времени он мне звякал по неразглашаемому, и я его где-нибудь подбирал, о чём в последнюю минуту решалось.

— На своём лимузине? Не очень-то вы маскировались.

— Не, мы брали «соколов» или «новы» — я всегда такую могу срастить срочняком, даже «вэ-даб», если не слишком потешно раскрашен.

— Значит, в тот день, когда Мики исчез… он тебе позвонил? и ты его куда-то повёз?

— Он попросил его подобрать. Позвонил среди ночи, вроде бы из автомата, а говорил очень тихо, боялся, будто за ним кто-то гонится. Дал мне адрес за городом, я туда подъехал и стал ждать, а он так и не появился. Через пару часов на меня уже стали внимание обращать, и я свинтил.

— Где это было?

— В Охае, возле какого-то «Хрискилодона».

— Всё время про него слышу, — сказал Док, — какая-то дурка для жирных карасей. Старое индейское слово, значит «безмятежность».

— Ха! — Тито покачал головой. — Кто тебе это сказал?

— У них в буклете написано?

— Не индейское это слово, а греческое, поверь мне, я всякий раз, когда приезжал, они в доме по-гречески говорили.

— И что это по-гречески?

— Ну, оно немного слиплось, но значит, типа, золотой зуб, вроде вот такого… — Он постукал себе по резцу.

— Ох, блядь. «Клык»? может такое быть?

— Ну, похоже. Золотой клык.