Осень в Пекине - Борис Виан Страница 51

— Помилуйте, но ведь и с вашим участием эта деградация непременно произошла бы.

— Нет, не произошла бы. Я ведь не монстр какой-нибудь. Я бы отпустил ее, не доведя до разрушения. И сделал бы это не для себя — для нее. Чтобы она могла найти себе еще кого-нибудь. Ведь у женщин нет ничего, кроме формы, чтобы сцапать мужчину.

— Ох, вы меня сегодня уморите, — сказал аббат. — Цапают людей только крокодилы.

— Крокодилиц я не беру в расчет. Видите ли, — сказал Анжель, — если я говорю «женщина», то имею в виду красивую женщину. Остальные, то есть крокодилицы, обитают за пределами этого мира.

— Но как эти несчастные находят себе мужчин?

— Так же, как расходятся рекомендуемые врачами медикаменты. Никакой рекламы, лишь совет лечащего доктора. Эти товары иначе не продашь; кто-то кому-то шепнет на ухо, вот и все. Дурнушки выходят замуж только за тех, кто их хорошо знает. Или, возможно, могут свести с ума своим запахом. Или чем-то в этом роде. А может, лентяй какой на них позарится.

— Все это ужасно, — сказал аббат. — Вы открываете мне такие подробности, которые из-за моей безгрешной жизни и долгих медитаций были от меня сокрыты. Должен признаться, что священник — это особая статья. Женщины сами его находят и, в сущности, достаточно просто сделать выбор. Но они все дурнушки, и вам ничего другого не остается, как не грешить. Проблема разрешается сама собой. Остановите меня, потому что я начинаю путаться.

— Так вот к чему я все это говорил, — продолжал Анжель. — Красивую женщину надо бросать или же предоставлять ей свободу прежде, чем она растратит себя целиком. В отношениях с женщинами я всегда придерживался этого правила.

— Только не все женщины согласятся, чтобы их бросали, — заметил Грыжан.

— Можно найти выход. Или вы делаете это с ее согласия, потому что некоторые понимают то, что я вам только что объяснил, и тогда вы живете в свое удовольствие, не теряя при этом ее. Или же есть другой способ — это быть с ней жестоким, и тогда она сама от вас уйдет. Но это грустный способ. Нужно помнить, что в тот момент, когда вы даете ей свободу, вы все еще любите ее.

— Вероятно, именно так вы и определяете, что женщина еще не до конца изношена? По тому, что вы все еще любите ее?

— Да, — сказал Анжель. — И в этом-то вся трудность. Вы не можете оставаться до конца безучастным. Вы бросаете ее по доброй воле и даже находите ей другого парня, но в тот момент, когда вы решаете, что все в порядке, вы начинаете ревновать.

Он замолчал. Аббат Грыжан обхватил голову руками и наморщил лоб в сосредоточенном раздумье.

— И так продолжается до тех пор, пока вы не найдете себе другую? — сказал он наконец.

— Нет. Даже найдя другую, вы продолжаете ревновать. И вынуждены страдать молча. Вы не можете не ревновать, потому что с той, первой женщиной, не дошли до конца. Всегда остается какая-то незавершенность. Но вы ни за что этим не воспользуетесь — если вы честный человек, конечно.

— Скорее, такой человек, как вы, — уточнил аббат, мало что понявший в этом сложном вопросе.

— Анна решил дойти до конца, — сказал Анжель. — Он не остановится, если его не остановить. После него уже ничего не останется.

— А если остановить, много ли останется? — спросил аббат.

Анжель ничего не ответил. Он побледнел: устал объяснять всем одно и то же. Они с аббатом сидели на кровати археолога. Анжель откинулся, заложив руки за голову, и уперся взглядом в плотную непроницаемую ткань палатки.

— Впервые в жизни, — сказал аббат, — я не сморозил ни единой глупости в течение такого большого промежутка времени. Хотел бы я знать, что происходит.

— Ничего, все в порядке, — сказал Анжель. — Вот она идет.