Тайное дитя - Луиза Фейн Страница 51

К ним подходит второй мужчина, ростом повыше, и пожимает Эдварду руку. Этот человек худощав. На орлином носу примостились очки в золотой оправе. Он сутулит плечи, словно всю жизнь был вынужден наклоняться, здороваясь с теми, кто на несколько дюймов ниже его, отчего приобрел привычку ежиться.

– Ах, наконец-то к нам пожаловал неуловимый профессор Хэмилтон! – восклицает Гловер. – Как же мы рады вашему приезду.

Он указывает на стул. Эдвард садится, думая о том, как набраться мужества и изложить истинную цель своего приезда. Он откашливается:

– Джентльмены, искренне каюсь, что только сейчас откликнулся на ваше любезное приглашение приехать. Как вы знаете, я чрезвычайно загружен работой. Пожалуй, ее хватило бы на десятерых. – (Лоусон и Гловер встречают его слова вежливым смехом.) – Но это никоим образом не значит, что ваша работа здесь менее значима. Заверяю вас: я всецело поддерживаю вашу кампанию за принятие закона о принудительной изоляции всех эпилептиков и об их стерилизации. Это, несомненно, поставит нас в один ряд с другими странами, которые уже приняли соответствующие законы или находятся в стадии их принятия.

Он делает паузу. Его собеседники одобрительно кивают.

– Хочу вас также заверить…

Слова Эдварда прерывает открывшаяся дверь. В кабинет входит девочка-подросток, неся поднос с чайником, чашками и кексом. Судя по лицу, эта девочка – имбецилка или слабоумная. Она глупо улыбается гостю и неуклюже ставит поднос на стол.

– Спасибо, Вера, – говорит ей сэр Чарльз Лоусон. – Как ты сегодня?

– Получше, доктор, – медленно отвечает она. – А вот вчера тошненько было. – Она качает головой. – Вот здесь болело… – Она прижимает руки к животу и смотрит на взрослых, словно ища их сочувствия. – В кроватку пришлось лечь. – Она говорит совсем по-детски.

– Ай, как неприятно, – отвечает сэр Чарльз, разговаривая с ней, как с шестилетним ребенком. – Но я рад, что тебе получше. Я потом к тебе загляну. А сейчас, как видишь, я занят с гостями.

Девочка внимательно и с какой-то тревогой смотрит на Эдварда и управляющего Гловера.

– Доктор, вам чая налить? – спрашивает она, вновь поворачиваясь к сэру Чарльзу.

– Нет-нет, спасибо, – отвечает он. – С этим я и сам справлюсь. А тебе, Вера, надо возвращаться на кухню, не то повариха тебя хватится.

– Тогда я пойду. Пока-пока, доктор. Пока-пока.

Несчастное создание уходит.

– Вера у нас уже несколько лет, – поясняет сэр Чарльз. – Весьма дружелюбная девочка, вполне безобидная, хотя ее развитие остановилось на детском уровне. Как вы уже поняли, она эпилептичка-имбецилка, но она хочет работать и потому вполне вписывается в жизнь колонии. Она работает на кухне, выполняя простые задания: моет посуду, чистит картошку и так далее. Нарезать что-либо мы ей не поручаем с тех пор, как она сильно повредила большой палец. Пришлось швы накладывать. Несколько дней в неделю она помогает и в прачечной. Но не у всех наших подопечных такой покладистый характер, как у нее… Желаете чая?

– С удовольствием, – почти в унисон отвечают Эдвард и управляющий Гловер.

Оба смотрят, как сэр Чарльз разливает чай и нарезает кекс.

– Так вот о чем я говорил, – продолжает Эдвард, пытаясь прогнать назойливую картину, застрявшую у него в мозгу. На месте Веры ему видится подросшая Мейбл. – Хочу вас заверить, что мои интересы в этой области полностью совпадают с вашими. Не знаю, известно ли вам, но я провожу обширные и всесторонние исследования о связях между наследственностью и болезнями, правонарушениями и умственным развитием, а также между разумом эпилептиков и преступными наклонностями. Результаты более чем впечатляющи. Вскоре я буду выступать с докладом перед членами Королевской комиссии, которая, в свою очередь, выдвинет рекомендации по принятию закона о помещении этих несчастных в соответствующие заведения и о стерилизации. Надеюсь, что на следующей парламентской сессии будет подан законопроект, внесенный рядовыми членами парламента. Уверен, у нас достаточно доказательств, чтобы заглушить голоса противников этой политики.

Он умолкает и подносит чашку к губам, надеясь, что собеседники не заметили его дрожащей руки, едва не пролившей чай.

– Превосходно, – говорит сэр Чарльз. – И в самом деле замечательная новость.

– А сейчас вынужден признаться, что причиной моего визита был не только вопрос, о котором мы говорили. – Он ставит чашку и блюдце на стол, боясь за свои нетвердые руки. – Меня привели к вам и другие… причины деликатного характера. Но прежде чем излагать подробности, я должен быть уверен в полной конфиденциальности нашего разговора.

Его собеседники слегка подаются вперед.

– Конечно, дорогой коллега, – отвечает сэр Чарльз. – Мы уже привыкли иметь дело с вопросами, требующими конфиденциальности. Можете быть уверены: что бы вы ни рассказали, это не выйдет за стены кабинета.

Эдвард выдыхает и с несвойственным ему косноязычием начинает излагать сэру Чарльзу ряд фактов, мешающих ему спать по ночам.

После завершения встречи сэр Чарльз вызывает сестру Хоггет и просит проводить Эдварда в центр Красного Креста. Они выходят из здания, огибают большой утиный пруд и поднимаются по склону холма к разбросанным вдали фермерским постройкам. Пока идут, женщина болтает без умолку. Эдвард молчит, едва вслушиваясь в ее слова.

– А скажите, – вдруг спрашивает он, перебив ее на полуслове, – как здесь обращаются с детьми?

Сестра Хоггет удивленно смотрит на него:

– Сэр, я с ними мало сталкиваюсь. Я главным образом работаю в центре для ветеранов войны – да благословит Господь их души! – (Они проходят еще несколько шагов.) – Вот это школа, – поясняет медсестра, указывая на деревянное здание справа. – За ней помещения для мальчиков. Девочки размешаются вон там, рядом с женским домом. – Сестра Хоггет показывает на ряд зданий, примыкающих к прачечной. – А это, – продолжает она, махнув в сторону весьма обветшалого коттеджа, – у нас называют Младенческим замком. Маленькие дети живут здесь. Я про тех, кто еще не дорос до школы.

Эдвард пытается представить Мейбл в стенах Младенческого замка, но ему никак не удается.

– Родители их навещают? – спрашивает он.

– Редко. Большинство предпочитает не приезжать. И потом, такие визиты лишь расстраивают малышей. Для них лучше забыть, что у них когда-то был родной дом. Теперь их семья здесь.

Центр Красного Креста оказывается просторным зданием, окруженным крытой верандой. Сестра Хоггет вводит Эдварда в небольшой вестибюль и просит обождать. Он остается в темноте. Каждая клетка его тела требует: «Поворачивайся и беги отсюда!» В затхлом воздухе ощущается слабый запах полировочного средства для дерева с примесью запаха каких-то лекарств. Эдварда нервирует тишина, царящая в здании. За все шесть лет пребывания Портера здесь Эдвард ни разу не удосужился приехать. К горлу подступает тошнота вместе с чувством стыда, вины и ненависти к самому себе.