В старом свете - Владимир Владмели Страница 50

– Мы не черносотенцы, мы черномиллионщики. Смотри, сколько нас, – он показал на одобрительно загудевшую толпу.

Борису стало не по себе. Он действительно испугался, тем более, что рядом с трибуной стоял фотограф и снимал всех выступающих. Может, в его фотоаппарате и плёнки-то не было, но само его присутствие наводило на очень неприятные мысли. Молодой человек встал перед камерой и, проверив микрофон, стал зачитывать цитаты из публицистических произведений Л. Толстого, Горького, Короленко и Лескова, каждый раз давая точные ссылки, но Борис не мог больше слушать и ушёл. Они поехали к Саше и там впервые в жизни Боря напился.

Через несколько дней в газете «Правда» появилась сочувственная статья об обществе «Память». Боря дал её жене и сказал, что больше жить здесь не может.

– Моя мать не даст разрешение, – ответила Рая.

– Даст как миленькая, – возразил Борис. Он настроился на тяжёлую борьбу и длительные уговоры и не ожидал, что его жена так быстро согласится.

– Ты всё же с ней поговори, прежде чем что-либо делать.

– Конечно, поговорю, а пока попрошу Фиму прислать два вызова. Один нам, а другой ей.

– Второй не нужен. Она никогда отсюда не уедет.

– Э, Рая, жизнь идёт вперёд. За последние годы расстановка сил в империи зла изменилась. Даже апостолы веры позволяют себе критиковать родное коммунистическое правительство, и, какой бы верноподданной твоя мать ни была, она не может этого не видеть. Я и то изменился. Раньше я считал, что всех коммуноидов надо перевешать, а теперь думаю, что некоторых можно и расстрелять.

– Кончай паясничать, Боря, эмиграция это огромный риск, я боюсь.

– Я тоже боюсь, особенно после того как я побывал на собрании «Памяти». Да и не только поэтому. Там среди всех этих подонков я видел и Вислоухина.

– Какого Вислоухина?

– Того самого, произведениями которого мы зачитывались. Он стоял рядом с нами и я сначала думал, что обознался. Мало ли людей, похожих на него.

– Так это был он?

– Да, я узнал его по голосу, а по реплике стало понятно, почему он оказался на митинге. Когда там выступал один парень и зачитывал отрывок из статьи Толстого «Не могу молчать», Вислоухин с типичным оканьем стал говорить соседу, что он мог бы процитировать других русских писателей, например, Достоевского и Гоголя, которые изображали жидов совсем в другом свете. И ведь это правда. Ты понимаешь, Рая, это правда. Наступает смутное время, народ будет искать козла отпущения, а кто виноват во всех бедах России давно известно. Раньше их называли жиды, потом безродные космополиты, теперь сионисты, как их будут называть завтра, я не знаю, но становиться жертвой не хочу.

– Пока были только армянские погромы.

– Это лишний раз доказывает мою правоту. В Советском Союзе сейчас такой бардак, что даже не знают, кого надо бить в первую очередь. Мне страшно, Рая. Конечно, может всё и утрясётся, но лучше наблюдать за этим с другого берега.

– Значит, ты готов расписаться в собственной трусости?

– Готов и ничего позорного здесь не вижу. Впрочем, среди советских евреев нет трусов.

– Неужели? – язвительно сказала Рая, глядя на мужа.

– Конечно, – ответил он, – есть только смелые и храбрые. Смелые это те, кто уезжает, а храбрые это те, кто остаётся, так что я смелый.

Вечером Боря сказал тёще, что собирается эмигрировать, но для этого нужно её разрешение.

– Зачем вы едете, – спросила Поланская, – неужели вам здесь плохо? У вас же всё есть, а когда я умру, вам и эта квартира достанется.

– Нина Михайловна, вы не намного старше меня и мне пришлось бы долго ждать. В ваши идеалы я не верю и бороться за светлое будущее человечества не хочу. Мне достаточно того, что придётся бороться за своё будущее.

– Если ты понимаешь, что тебя там не ждут, так подумай ещё раз.

– Уже давно подумал и ваша дочь, наконец, со мной согласилась, а вы, если хотите, можете к нам присоединиться.

– Не могу. В Америку коммунистов не пускают.

– Откуда вы знаете?

– Слышала.

– Вам не обязательно афишировать своё членство в КПСС. В крайнем случае, дадите торжественную клятву не разжигать в Америке пожар мировой революции, а я за вас поручусь. Видите, для приёма в партию вам требовалась рекомендация двух коммунистов, а для выхода из неё достаточно одного беспартийного. Ну, а пока подпишите, пожалуйста, бумагу, что никаких материальных претензий к Рае у вас нет.

– Куда вы так торопитесь?

– Не куда, а откуда. Я вашему правительству не верю. Сегодня оно разрешает мне ехать, а завтра выпустит закон, осуждающий поведение сионистов и всех, кто их поддерживает. А вы сами знаете, когда партия говорит «надо», народ отвечает «есть» причём в данном случае он с удовольствием примет участие в расправе над осуждёнными, потому что можно будет безнаказанно набить кому-то морду, потрахать молодых бабёнок или пограбить богатеньких евреев. Я боюсь здесь оставаться.

– У тебя паранойя. Сколько людей здесь живёт и ничего.

– Это их дело.

– Если я подпишу, меня выгонят с работы. Ведь детский комбинат является частью предприятия Министерства оборонной промышленности. У меня даже допуск есть.

– У вас паранойя, Нина Михайловна. Никто вас не тронет, вы никаких секретов не знаете и вражеским шпионам ничего рассказать не можете. Ну, разве только слова песен, которые разучиваете с детьми к очередному утреннику. А если вы действительно боитесь остаться без работы, езжайте с нами.

– Куда я поеду, Боря, я здесь всю жизнь прожила.

– Мои родители тоже здесь всю жизнь прожили, но им это не мешает.

– Им там пенсию дадут, а я ещё должна работать.

– Здесь же вы работаете и не жалуетесь.

– Здесь я у себя, а там я даже языка не знаю.

– Выучите.

– Ничего я не выучу, – заплакала Нина Михайловна, – и никуда я не поеду.

– А я поеду и мне нужна ваша подпись.

Боря уже считал себя жителем другой страны и неприятности людей, остающихся здесь, казались ему не стоящими внимания.

На следующий день он пошёл к директору техникума и сказал, что собирается выехать на постоянное место жительства в Израиль.

– Зачем? – искренне удивился тот.

– Жить, работать, растить детей. Иметь всё то, что имеют нормальные люди в нормальных странах.

– Так ведь у вас всё это есть.

– Нам бесполезно говорить на эту тему. Лучше дайте мне характеристику и мы расстанемся по-хорошему.

– Зачем вам характеристика?

– В ОВИРе непременно хотят знать, является ли отщепенец, предающий Социалистическую родину, политически грамотным и морально устойчивым и будет ли он достойно представлять первое государство рабочих и крестьян в мире загнивающего капитализма.