Приговор - Кага Отохико Страница 50

— А-а… — Фудзии задумался минуту, вытянувшись всем телом, так что его шея составила с позвоночником одну прямую линию; потом его словно осенило. — То есть вы хотите сказать, что лечение возможно, но затруднительно?

— Пожалуй, что так. Все внешние симптомы этой болезни, которые мы наблюдаем в данное время, то есть валянье дурака, ответы невпопад, притупление болевой чувствительности, могут быть устранены за сравнительно короткое время… Но вот основные условия, провоцирующие хроническое реактивной состояние, то есть тюремный психоз, в нашем случае, когда речь идёт о приговорённом к смертной казни, не Могут быть устранены.

Тут Тикаки вдруг осознал, что употребил медицинское слово «реактивное состояние» нарочно, чтобы, щегольнув научным термином, одержать верх над собеседником. Дело в том, что Фудзии, разговаривая с кем-то, всегда концентрировался так, словно перед ним был противник с мечом, и Тикаки в конце концов оказался невольно втянутым в это противоборство.

— А впрочем, — сказал он, резко сменив тон на более доверительный, — не исключено, что Ота — это особый случай. Может, он всегда был слишком нервным — бывают же такие люди: то плачут, то смеются… И теперь всё это обострилось. Ведь он чего только не пережил в своей жизни. Ну, то, что он смертник, с этим ничего уже не поделаешь, но надо учитывать и другие обстоятельства: в преступление его втянул сообщник, Рёсаку Ота, причём преступление не может быть квалифицировано как совершённое группой лиц по предварительному сговору, то есть он никак не исполнитель, и тем более не организатор, а всего лишь пассивный соучастник. Естественно, он хочет добиться смягчения наказания. Сюда ещё примешивается и обида на калеку отца — ведь они обеднели по его вине, — и комплекс неполноценности, сформировавшийся ещё в детстве, из-за того, что над ним постоянно издевались сверстники… Так что, если разобраться, его есть за что пожалеть — условия, в которых он вырос, не могли не расшатать его нервную систему.

Фудзии невольно стал в оборонительную позицию, словно желая оказать противодействие плавному потоку слов, столь неожиданно полившемуся из уст Тикаки, затем, слегка пожав плечами, проговорил: «Однако…»

— Однако я не вижу ничего особенно в семейных обстоятельствах Оты: почти вся публика из нулевой зоны жила в подобных обстоятельствах. Достаточно заглянуть в их личные дела. Почти все они из бедных, неблагополучных семей, в которых безнравственность почитается за норму. И по-моему, Тёскэ Ота вовсе не исключение из общего правила. Просто он слабак по натуре и не способен противостоять обстоятельствам. Вы не согласны?

— Ну, это-то самая сложная проблема и есть. Невозможно сказать, что важнее — наследственность или воспитание, воспитание или наследственность. Ясно одно — в результате он стал таким, каким стал, и этот сформировавшийся в определённых условиях человек, реагируя на своё тяжёлое положение осуждённого, пытается сохранить себя ради этого он как бы понижает планку своих человеческих возможностей и впадает в детство, обретая таким образом некоторую устойчивость. Это впадение в детство тоже симптом ганзеровского синдрома.

— Получается, что молодчик пытается укрыться в этом вашем, как его там, синдроме? Этот ганзеровский синдром для него что-то вроде норы?

— Совершенно точно.

— То есть если даже он вдруг выползет из этой норы, то моментально окажется в тех же условиях, в которых был до того, как туда заполз, поэтому не исключено, что в любой момент он может заползти в неё снова. Так, что ли?

— Да, именно так. В случае с Отой это будет повторяться до тех пор, пока условия, в которых он находится, не изменятся. То есть лечению его состояние поддаётся, но всегда остаётся возможность рецидива.

— Понятно, — сказал Фудзии и недовольно потёрся своим волевым подбородком о блокнот.

— Я хотел бы спросить вас вот о чём… — воспользовался возникшей паузой Тикаки. — Вы в курсе, что это за исковое заявление о пересмотре приговора в связи с нарушением Конституции? О чём там идёт речь? Дело в том, что я узнал об этом совсем недавно от начальника тюрьмы.

— Ну, детали вы можете узнать, если прочтёте личное дело интересующего вас заключённого, там всё подробно описано. А если в общем, то иск подан на том основании, что смертная казнь является в данном конкретном случае нарушением 36-й статьи Конституции. Согласно этой статье (кстати, вокруг неё часто возникают споры) государственные служащие не имеют права подвергать человека пыткам или наказанию в особо жестокой форме. А вообще говоря, предъявление иска о пересмотре приговора в связи с нарушением Конституции не такое уж и редкое явление, особенно такие случаи участились после того, как была принята новая Конституция. Есть и прецеденты решений суда по этому поводу. Взять хотя бы решение Верховного Суда от, кажется, 1948 года, оно известно своими замечательными формулировками. Там были такие рубящие наповал фразы, как «Жизнь достойна уважения. Жизнь отдельно взятого человеческого существа важнее всего земного шара». При этом в заключение делался скромный вывод о том, что смертная казнь не является наказанием в особо жестокой форме. И таких судебных прецедентов немало. В последнее время особенно часто муссируется вопрос о повешении — жестокий это способ приведения приговора в исполнение или нет, и находятся прецеденты, на основании которых делается вывод — нет, не жестокий. То есть сейчас в Японии наиболее влиятельным является мнение, что смертная казнь не противоречит Конституции, и тем не менее эти наши смертники из нулевой зоны постоянно подают исковые заявления о пересмотре приговора в связи с нарушением Конституции. Во всяком случае, у всех их жалоб именно такая мотивировка.

— То есть вы хотите сказать, что в исковом заявлении Оты нет ничего особенного, ничего такого, на что следовало бы обратить внимание местному начальству?

— Совершенно верно. — Фудзии кивнул, резко опустив голову и, не поднимая её, затянулся. — На самом деле его заявление не так уж однозначно: в нём есть совершенно провальные, если рассматривать их с точки зрения прецедентов, моменты, но есть и кое-что новенькое.

— Что-то я не совсем хорошо понимаю. Что именно вы имеете в виду?

— А то, что ему удалось придумать новые аргументы, которых не было в предыдущих исковых заявлениях о нарушении Конституции. От вас я не хочу ничего скрывать. Но это строго между нами. Дело в том, что во всех предыдущих исковых заявлениях такого рода делался акцент на жестокости повешения как способа приведения в исполнение приговора. Даже то судебное решение, в котором была эта фраза — «жизнь отдельного человеческого существа важнее всего земного шара», основывалось на положении, что повешение является вполне гуманным наказанием и никак не может быть поставлено в один ряд с такими жестокими казнями, как сожжение, распятие на кресте, выставление отрубленной головы на всеобщее обозрение и пр. Однако в исковом заявлении Оты делается упор на то, что смертная казнь — своего рода душевная пытка, что она жестока с психологической точки зрения, а это совершенно новый подход, никто до него до этого не додумывался. Суть его аргументации в том, что он даёт принципиально новое, расширенное толкование жестокости, подводя под это понятие душевные муки, способные довести человека до умопомешательства. Так что он далеко не дурак.