Частная жизнь Пиппы Ли - Ребекка Миллер Страница 50

— Нет, только об этом и стоит молиться, все остальные желания из разряда фантастики.

В Крисе имелось нечто — Пиппа не могла объяснить это даже себе, — нечто искреннее и неподдельное, как в душе ребенка.

— Пошли! — Протянув руку, Надо разблокировал дверцу с ее стороны, а потом распахнул настежь. Его пальцы легонько коснулись Пиппиных бедер. Когда она выбралась из кабины, Крис повел ее к прицепу, в котором имелась маленькая дверца, и помог забраться внутрь. Вспыхнула свеча, и Пиппа заметила на полу и подоконнике еще несколько свечей в блюдцах. Одну за другой Крис зажег их все, и Пиппа закрыла дверь, чтобы сквозняк не потушил неровное пламя. Пол был застелен коричневым плюшем, а тонкий, аккуратно свернутый матрас играл роль кресла или диванчика. Крис похлопал по нему: садись, мол, — и Пиппа послушалась. Молодой человек опустился перед ней на колени.

— Хочешь помолиться за своего мужа? — В голосе Криса сквозила ирония.

— Бесполезно. Его мозг уже умер.

— Молятся не о мозге, а о душе.

— Боюсь, я не умею.

— Я тоже, но давай попробуем.

Крис снял футболку. Надо же, она совсем забыла про его татуировку! Теперь Христос был вместе с ними в маленьком прицепе с низким оранжевым потолком. Страстные черные глаза так и горели на груди Криса, а искусно нарисованные крылья вздымались над плечами. Молодой человек зажмурился, стиснул руки и опустил голову. Пиппа вглядывалась в нанесенный на кожу лик, а Иисус, немигающий, всевидящий, величественный, вглядывался в нее. С таким… живым, не ограниченным догмами, пугающим Христом она встречалась впервые. Пиппе казалось, желтый пикап Надо стоит на краю Вселенной и мир растворился в этом лике, необычном, но хорошо знакомом, отталкивающем, но неотвратимо влекущем.

Наконец Крис поднял голову — теперь на Пиппу смотрели две пары глаз — и протянул руку. Медленно, с нарочитым спокойствием он помог ей встать и расстелил матрас на полу. Прильнув к нему, Пиппа послушно легла на подготовленное ложе. С первыми поцелуями образ Криса целиком заполнил ее сознание. Свечи мягко сияли, руки Криса приятно согревали, и Пиппа почувствовала, что веки становятся тяжелыми, а тело немеет, словно от таблеток. Она погружалась в свои ощущения, пока все очертания не стерлись, а закрытые глаза не наполнил один-единственный цвет — красный. На живот легла ладонь Криса, и Пиппа открыла глаза. Христос приблизился, распластал над ней крылья и махал ими, двигаясь вверх-вниз. Крылья огромные, сильные, судя по звуку, даже пластиковый кожух прицепа задевают… «Нет, этого не может быть!» — подумала Пиппа. А затем, откуда ни возьмись, ее захлестнули волны наслаждения. Вскрикнув, она уронила голову на подушку. Тело мгновенно поникло, как шея погибшего лебедя. Грусть неслась за сладостной агонией, словно хвост за кометой, а вместе с криком со дна души поднялись гнев и боль. Пиппа всхлипывала, а Крис прижимал ее голову к груди.

Пиппа так и не поняла, как очутилась по другую сторону оранжевого кожуха. Несколько секунд — и она уже застегивала молнию толстовки.

— Мне пора в клинику.

Всю дорогу Пиппа молчала: слова казались далекими, словно звезды. Теперь, когда Крис вернулся в человеческую ипостась, она не смела на него взглянуть. Едва пикап остановился у здания клиники, Пиппа опрометью бросилась к стеклянным дверям; те беззвучно открылись, впустив ее, и тут же захлопнулись.

Глаза Герба закрыты, ко рту прикреплен пластмассовый «хобот». Он дышит медленно, с огромным трудом, а Бен спит, скрючившись на узенькой койке…

Пиппа растолкала сына. Сонно цепляясь за подушку, парень поднял голову, чтобы проверить отца.

— Все в порядке, — объявила Пиппа. — Бен, время пришло, позвони Грейс.

Натянув джинсы и футболку, Бен в одних носках выскочил в коридор.

— Я привезу ее, — обернувшись к матери, предложил он.

— Грейс может взять мою машину.

— Как же ты сама добралась?

— Милый, вызови сестру!

Парень ушел к телефону, а Пиппа села на кровать Герба.

— Знаешь, я все равно тебя люблю и всегда буду любить, мерзавец эдакий! — Она погладила его по голове. Муж на веки вечные…

В палату вернулся Бен, встал по другую сторону кровати, и они с Пиппой держали Герба за руки до тех пор, пока не приехала Грейс. Девушка уже плакала и, опустившись на колени, зарылась лицом в вялую отцовскую ладонь.

Из-за пластиковой ширмы появилась медсестра, невысокая, коренастая, в форме с принтом в виде плюшевых медвежат.

— Готовы? — мягко спросила она.

Пиппа кивнула, а Грейс с Беном зарыдали в голос. Медсестра сняла с Герба кислородную маску. Боже, какие синие у него губы… Он сделал медленный вдох, и грудная клетка напряглась. Еще вдох… Глаза открылись. Казалось, Герб видит, отчетливо видит то, что его ждет впереди.

Вздохи стали хриплыми, судорожными, словно он прикладывал недюжинные усилия, словно ему было тяжело умирать… Рука потянулась к капельнице. Герб хотел ее убрать. Пиппа знала, он хотел уйти достойно, как мужчина, а не как калека.

— Можно… убрать капельницу? — попросила она.

Медсестра осторожно извлекла иглу из вены, а потом нагнулась к лицу умирающего. В глазах Герба застыло ожидание. Пиппа взяла его за руки, твердо проговорила: «Все будет хорошо» — и сжала правую ладонь. Медсестра отступила в угол палаты. Повисла долгая тягостная пауза, а потом раздался хрип, точно испустил дух какой-то гигантский зверь. Медсестра буквально на секунду приложила стетоскоп к груди Герба.

— Он умер. Мои соболезнования, — сказала она и тотчас скрылась за ширмой.

Плачущие Бен и Грейс повисли на матери, а Пиппа, не отрываясь, смотрела в лицо Герба. Оно уже менялось, заострялось, превращалось в маску.

Когда тело Герба увезли в крематорий и были подписаны все необходимые документы, они втроем вышли из здания клиники. У входа ждал желтый пикап. Крис… Заметив его, Пиппа остановилась, и Бен с любопытством взглянул на незнакомого парня. Через несколько секунд она села в машину, сгорая от стыда за то, что случилось в пикапе. Пятидесятилетняя женщина кувыркается с никчемным, запутавшимся в религии сыном соседки по Старлей-виллидж… Герб лопнул бы от смеха! История смахивала на неприличный анекдот, и Пиппа жалела, что не может повернуть время вспять и стереть досадный казус.

— Мы со Стефани хотим, чтобы ты пожила у нас, — проговорил Бен.

— Извини, дорогой?

— Стефи и я хотим, чтобы ты жила с нами, мама. Столько, сколько захочешь. Мы о тебе позаботимся!

— Спасибо, милый, спасибо! — пробормотала она, представляя, как раскладывает кресло-кровать в облепленном кошачьей шерстью кабинете Бена. Да, вот он, план! Она быстро соберет вещи, продаст дом в Старлей-виллидж, для начала поселится у Бена и Стефани, а со временем подыщет квартирку по соседству и будет ждать внуков.