Однажды на берегу океана - Крис Клив Страница 50

Сара рассказала мне, почему у нее начался роман с Лоренсом. Это было нетрудно понять. Все мы в этом мире ищем свободы. Для меня свобода — это день, когда я не боюсь мужчин, которые придут меня убивать. Для Сары свобода — это долгое будущее, где она сможет жить жизнью по своему выбору. Я не думаю, что она слабая или глупая для того, чтобы жить той жизнью, для которой она родилась. Собака должна быть собакой, а волк должен быть волком — так говорится в пословице моей страны.

Но на самом деле в моей стране мы так не говорим. Откуда бы у нас взялась пословица, в которой упоминались бы волки? У нас две сотни пословиц про обезьян и три сотни — про маниок. Мы мудры насчет того, что нам знакомо. Но я заметила, что в вашей стране можно сказать что угодно, добавив к этому: «Так говорится в пословице моей страны». И тогда люди понимающе кивают и становятся очень серьезными. Это хороший прием. Свобода для Сары — это долгое будущее, где она сможет жить жизнью по своему выбору. Собака должна быть собакой, волк должен быть волком, пчела должна быть пчелой. Для такой девушки, как я, свобода состоит в том, чтобы добраться до конца каждого дня живой.

Будущее — это еще одно понятие, которое мне пришлось бы растолковывать девушкам из моей родной деревни. Будущее — это главный предмет экспорта моей страны. Оно так быстро уплывает из наших морских портов, что большинство моих соотечественников его никогда не видели, и они даже не знают, как оно выглядит. В моей стране будущее существует в виде золотых самородков, таящихся в скалах, или оно скапливается в темных ловушках глубоко под землей. Наше будущее прячется от света, но приходят ваши люди, наделенные талантом его обнажать. Вот так, мало-помалу, наше будущее становится вашим. Я восхищаюсь вашим колдовством, его тонкостью и разнообразием. В каждом поколении процесс отбирания будущего имеет свои особенности. Это верно, мы наивны. В моей деревне, к примеру, мы были просто ошеломлены тем, что будущее можно закачивать в сорокадвухгаллонные бочки и отвозить на перерабатывающие заводы. Это случилось, когда мы готовили ужин, и голубоватый дым очагов смешивался с густым паром над горшками с маниоком при свете золотистого вечернего солнца. Это произошло так быстро, что женщинам пришлось хватать нас, детей, и бежать с нами в джунгли. Мы спрятались там и слушали крики мужчин, оставшихся в деревне, чтобы сражаться, — а потом начался процесс очистки, процесс дистилляции, и будущее моей деревни было разделено на фракции. Самая тяжелая фракция, мудрость наших дедов и бабок, была использована как смола для покрытия ваших дорог. Промежуточные фракции — старательные сбережения наших матерей, начиная с маленьких монеток, которые они откладывают после сбора урожая, — они были использованы для питания ваших автомобилей. А самая легкая фракция — наши детские фантастические мечты, которым мы предавались в самые тихие часы полнолунных ночей, — что ж, она превратилась во что-то вроде газа, который вы закачиваете в баллоны и сохраняете накануне зимы. Вот так наши мечты вас согреют. Они стали частью вашего будущего, и я не виню вас за то, что вы ими пользуетесь. Наверное, вы даже не знаете, откуда они взялись.

Вы не плохие люди. Вы просто слепые, как и мы. Вы не видите настоящего, а мы — будущего. В центре временного содержания иммигрантов я улыбалась, когда тамошние служащие объясняли мне: «Вы, африканцы, потому приезжаете сюда, что не можете хорошо управлять своими странами». А я им говорила, что неподалеку от моей деревни течет широкая и глубокая река и под ее берегами есть темные пещеры, где живут слепые белесые рыбы. В пещеры, где они живут, не проникает свет, и после того, как сменились тысячи поколений этих рыб, они лишились зрения: оно стало им ни к чему. «Понимаете, что я имею в виду? — спрашивала я у служащих центра временного содержания. — Без света как можно сохранить зрение? Без будущего как можно сохранить представление об управлении страной? В моей стране мы могли стараться изо всех сил. Мы могли иметь самого умного министра внутренних дел завтраков. Мы могли иметь просто потрясающего премьер-министра самых тихих часов позднего вечера. Но когда наступают сумерки — понимаете? — наш мир исчезает. Он не способен видеть дальше светлого времени суток — потому что вы забрали завтрашний день. А поскольку у вас перед глазами только завтрашний день, вы не можете видеть того, что происходит сегодня».