Спокойный хаос - Сандро Веронези Страница 50

А я остался в тени один подумать на досуге и до сих пор все еще сижу здесь. Да, я размышляю, но не о том, что я сделал сегодня ночью, и как мне после всего этого реабилитироваться, — поэтому я и говорю, что все идет гораздо лучше, чем я смел надеяться; нет, я думаю об этом, уже не знаю каком по счету, совпадении. Возможно, что в этом деле и понимать-то нечего, возможно, что это действительно простое совпадение, тупо, механически, как бой часов, повторяющееся через определенные промежутки времени, совпадение, но все это очень странно: может показаться, что эти «Radiohead» меня просто преследуют. Я сажусь в машину, беру в руки коробку от Лариного компакт-диска и пробегаю глазами все названия песен, чтобы найти ту, где говорится о земном притяжении, но такой песни здесь нет. В машине стоит адская жара, я выхожу наружу и даже для себя самого неожиданно звоню Марте на мобильный: если бы мне пришлось искать ее номер телефона в справочнике и бродить в поисках телефонной будки, я бы ей никогда не позвонил, но достаточно нажать на две копки, и дело в шляпе; и пока я все это соображаю, Марта уже отвечает на мой звонок.

— Слушаю?

— Привет, Марта! Как дела?

— Хорошо. А у тебя?

— И у меня все хорошо. Ты где?

— У гинеколога.

— У гинеколога? Ах да, конечно… Все в порядке, да?

— Все в порядке, конечно.

— Послушай, я хотел спросить у тебя одну вещь, но если я тебя отвлекаю, я перезвоню позже.

— Нет, нет, говори. Я сижу в очереди. Что такое?

— Да ничего особенного, просто в машине я нашел диск «Radiohead», только дело в том, что диск-то этот не оригинальный, это сборник, его кто-то записал. Названия песен на крышке, мне кажется, написала Лара, я и подумал, ведь у тебя с ней всегда были очень похожие почерки, и я захотел узнать, кто из вас записал этот диск: ты или она?

— Я.

— А! Вот как. Ты уверена?

— Конечно, уверена.

— Может быть, она тебя об этом попросила? Или это чисто твоя идея?

— Это была моя идея. Почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Да так, без всякой причины. Просто на крышке написана такая фраза: «Per appressami'al del dond'io derivo». Это написала ты или она?

— Я. Я.

— Гм, эта фраза написана тем же фломастером. А как тебе это пришло в голову?

— Это строчка из стихотворения Микеланджело. Я тогда была в Виджевано и только что прочла его сонеты, тогда-то я и записала этот диск, а на крышке написала ту строфу, эти слова просто запали мне в душу.

— А-а-а, понятно.

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— Так просто. Хотелось знать.

— О чем?

— Да ничего особенного. Мне просто было любопытно. Этот диск мне нравится, но я не знаю, откуда он у меня взялся. Вот и все.

— И все?

— Да, все. Скажи мне лучше, когда ты с детьми придешь к нам на ужин?

— Не знаю…

— Завтра вечером ты свободна?

— Да…

— Вот и хорошо, приходите к нам завтра вечером.

— …

— Договорились?

— Хорошо. Спасибо…

— Не за что. До завтра.

— Пьетро?

— Да?

— Что это за странный звонок?

— Странный? Почему странный?

— Сама не знаю, но все равно странный.

— Да брось ты. Нет ничего странного. Все в порядке.

— О! Моя очередь подошла. Я должна идти.

— Ну давай, молодцом! Иди-иди! Увидимся завтра. Пока!

— Пока. До завтра.

Я даю отбой. Марта права, это странный звонок, но он все прояснил; если этот диск записала не Лара, а Марта, тогда в самом деле все эти совпадения ничего не значат, и искать разгадку — бесполезная трата времени. Какой тогда во всем этом смысл? Можно даже похерить логику, но если дело обстоит именно так, то Лара тут ни при чем: она только оставила диск у меня в машине, она только оказалась посредником между мной и Мартой. И мне абсолютно не понять, как это так мертвый человек должен постараться, чтобы песни какой-то там группы перекинулись мостиком между двумя живыми людьми, которые и сами могли легко и свободно общаться между собой…

— Доктор!

Я инстинктивно оборачиваюсь, хотя кто бы это мог здесь так ко мне обратиться. Никого нет, нигде ни души.

— Доктор, я здесь, посмотрите наверх!

Я поднимаю вверх глаза и вижу мужичка, он машет мне рукой из окна дома напротив. Мне кажется, это старик. Он машет мне рукой и кивает головой, улыбается. Он обращается именно ко мне. Сейчас, когда он уверен, что я смотрю на него, он делает рукой жест, который отсюда мне плохо видно, но у меня нет никаких сомнений, в Италии этот жест не спутаешь ни с каким другим…

— Хотите? — спрашивает меня мужичок.

…Парочка спагетти — вот, что означает этот жест. Мужичок вращает рукой вверх по спирали с растопыренными в виде буквы «V» указательным и средним пальцами, он меня приглашает на спагетти.

— Томатный соус с базиликом! — кричит он. — Я уже бросаю спагетти в воду, поднимайтесь ко мне!

Вот это да! До чего удивительно — разве не так? — сколько всего с тобой может случиться, пока сидишь себе спокойно во дворе школы. Незнакомый человек прямо из окна своей квартиры может пригласить тебя на обед. И ты принимаешь его приглашение. О, да, и я его принимаю, даже если такое приглашение может показаться абсурдным, хотя оно не настолько абсурдно, как, например, моя метемпсихическая теория, минуту назад развеянная в дым моей свояченицей, или, тем более, те дикие совпадения, из-за которых мне пришлось разработать эту теорию, чтобы хоть как-то их обосновать, или условия, в которых я ее формулировал сегодня ночью, когда мы с братом, сидя на диване, покуривали опий. Скажу больше, по сравнению со всем этим, это приглашение вовсе не такое уж и абсурдное. А посему я благодарю его и принимаю приглашение, да, вот так. Мужичок жестом приглашает меня подняться на второй этаж (его растопыренные в виде буквы «V» указательный и средний пальцы, минуту назад означавшие зубцы вилки, превратились в цифру два), и я пересекаю улицу, прохожу в дверь из анодированного алюминия и поднимаюсь по скромной, не украшенной горшками с цветами лестнице, воздух здесь пропитался запахами жареного со всего Милана. На первом этаже меня встретил истерический лай собаки; а вот и второй этаж: мужичок ждет меня в дверях с протянутой рукой, широкая улыбка застыла у него на лице. Прежде всего замечаю, что он вовсе не мужичок, как мне показалось снизу, а даже крупнее меня.

— Проходите, доктор, проходите, пожалуйста, — он пожимает мне руку. — Меня зовут Чезаре Тараманни, я, как и вы, из Рима.

Он закрывает дверь и ведет меня через мрачный коридор сливового цвета, заставленный коробками и ящиками, к просторной светлой комнате с двумя большими окнами, выходящими на дорогу. Эта комната тоже загромождена ящиками, разобранной мебелью, упакованными креслами, предметами, завернутыми в целлофан…