Счастливая девочка - Нина Шнирман Страница 50

— Справа хрипы ещё довольно сильные, а слева — небольшие, внизу! — говорит Доктор и потом спрашивает у Мамочки: — Так на каком основании вы ей банки ставили? — Голос у неё теперь не только неприятный, но и удивленный.

— Доктор, — говорит Мамочка, — может быть, мы с вами перейдём в столовую, и я там подробно всё объясню.

— Нет! — сердится Доктор. — Я ещё не закончила осмотр больной. Рассказывайте здесь!

Тут я рассердилась, думаю: она что, совсем глупая?! Разве может Доктор быть глупым? Быстро сажусь и говорю:

— Меня Папа выстукивает, когда приходит воспаление лёгких!

— Что-о?! — Она смотрит на меня так, как будто я её напугала.

— Он делает так! — Я показываю, как Папа меня выстукивает, на своих двух ногах. Я сижу, ноги вытянула, очень удобно показать. И говорю: — Он кладёт мне левую руку на спину сначала с одной стороны, — и кладу свою руку на левую ногу, — стучит по пальцам другой рукой, а сам слушает звук, потом так же с другой стороны, — и я перекладываю руку на правую ногу, — но на той же высоте спины, и так простукивает всю спину, где звук разный, он ставит точку йодом — Мамочка потом туда ставит банки. Трубка ему не нужна, он может без неё узнать, где воспаление! — Я ложусь на спину и закрываюсь одеялом.

Она смотрит на меня с ужасом, а я смотрю на Мамочку — она еле-еле сдерживается, но не смеётся. Доктор не очень толстая и не очень старая, я возраст не понимаю, но она высокая и широкая. Сейчас она становится уже, у неё испуганное лицо, она оборачивается к Мамочке и спрашивает совсем другим голосом:

— Ваш муж врач?

— Он научный работник, — говорит Мамочка приветливо, — простукивать спину его научил старший брат, очень хороший терапевт, он был в Москве, когда у Ниночки было первое воспаление лёгких в тридцать восьмом году.

— А сколько у неё… было их… всего? — спрашивает Доктор совсем тихо.

— Семь! — говорит Мамочка и улыбается ей.

— А… сколько тебе лет? — Она так тихо и осторожно меня спрашивает, что мне вдруг становится её жалко.

— Мне семь лет! — говорю я и не знаю, что ей такое сказать, чтобы её немножко утешить. Она совсем съёжилась, сидит молчит. Мамочка говорит ей приветливо:

— Доктор, пойдёмте в другую комнату, там я вам всё расскажу про Ниночку.

— Нет! — Она выпрямляется, и голос у неё становится прежним. — Я ещё не закончила осмотр. — Она раздвигает мне глаза, нос, требует показать язык, просит у Мамочки ложку. Я показываю ей горло без ложки — меня Папа научил. — Ты умная девочка! — Она улыбается мне своей неправильной улыбкой. — И у тебя, наверное, хорошая память?

— Хорошая, — говорю.

— Расскажи мне, пожалуйста, чем ты болела, ведь ты, наверное, всё помнишь? — Она опять противно улыбается и откидывает голову назад.

— Я всё помню с двух с половиной лет, — говорю, — но я всё знаю про себя, мне Мамочка рассказывала: я болела в эвакуации ветрянкой, больше я ничем не болела.

— Плюс семь воспалений лёгких! — И она кивает откинутой головой.

— Воспаление лёгких — не болезнь, — говорю, — оно просто приходит, когда холодно, мне ставят банки — и оно уходит.

— Та-ак! — Она вдруг наклоняет голову, и я думаю: она сейчас будет бодаться. — Чем ты ещё болела, кроме ветрянки? — Она говорит быстро и отрывисто.

— Ничем, — говорю.

— А свинкой? Кто болел свинкой месяц назад? — Она ещё ниже наклоняет голову. — Я была у вас и лечила двух твоих сестер — ты заболела, наверное, на два, ну, на три дня позже!

— Она не заболела! — очень спокойно говорит Мамочка.

— Не может быть! — кричит Доктор. — Этого не может быть! Свинка одна из самых заразных детских болезней, они спят в одной комнате, я всё помню — она заболела!

— Она не заболела! — говорит Мама ей очень строго. Вдруг Доктор бросается на меня, больно тычет меня по всему подбородку, потом начинает мять мне шею, чуть меня не задушила, дура несчастная! Но Мамочка сделала мне знак, и я терплю. Доктор опять села, съёжилась, молчит. Мамочка спрашивает у неё:

— Ведь желёзки не увеличены… должным образом?

— Нет, — отвечает Доктор тихо, потом оборачивается к Мамочке и спрашивает у неё таким голосом, каким просят что-нибудь: — А коклюш… краснуха, желтуха, скарлатина? Не болела?

— Нет! — улыбается Мамочка. — Ни одной детской болезнью, кроме ветрянки, она не болела.

— Я бы хотела проверить её нервную систему, — опять просит она.

— Разумеется, Доктор! — разрешает ей Мамочка очень приветливо. Доктор просит меня: подними рубашку до шеи, но лежи. Мне она очень надоела. Очень! Меня немножко трясёт — так температура поднимается, я противно кашляю, но делаю всё, что она сказала. Она переворачивает свою «дудку» и другим концом чертит и чертит у меня на груди — наверное, целую тетрадку по арифметике нарисовала! Я терплю. Она кончила рисовать, откинулась на стуле, молчит, смотрит мне на грудь. Мы с Мамочкой тоже молчим. Долго молчим, и вдруг она с радостью показывает Мамочке рукой на мою грудь:

— Вот, пожалуйста, нервная система… никуда! Мамочка хмурится, а я страшно разозлилась, но говорю ей очень спокойно, как Мамочка:

— У меня прекрасная нервная система, потому что я очень здоровая и сильная!

Она несколько раз глубоко дышит, оборачивается, смотрит на Мамочку, Мамочка кивает головой и говорит:

— Да, она сильная и здоровая девочка!

Тогда Доктор поворачивается ко мне, наклоняется и тихо ласково спрашивает:

— Ты боишься темноты? Мне становится так смешно, но Мамочка опять мне делает знак — я тогда улыбаюсь и говорю:

— Не боюсь! Я вообще ничего не боюсь!

Доктор наклоняется ко мне ещё ниже и начинает говорить, как будто она сказку рассказывает:

— Представь себе, тебя уложили спать, горит ночник, двигаются тени на стене, занавески шевелятся. И тебе кажется, что там, в темноте… кто-то стоит.

Я смотрю на Мамочку и понимаю: она сейчас будет хохотать.

— Мне ничего не кажется, — говорю, — потому что я никогда этого не видела.

— Не видела? — Она опять смотрит на меня и чего-то боится. — Почему не видела?

— Потому что, когда я кладу голову на подушку, я сразу открываю глаза — а уже другой день!

У неё становится несчастное лицо, она оборачивается к Мамочке. Мамочка говорит:

— Да, она мгновенно засыпает, у неё прекрасный, действительно редкий сон — такой же, как у её отца.

— Да-да! — тихо говорит Доктор и просит Мамочку: — Пойдёмте в другую комнату!

Она встаёт, они идут к двери, я говорю: «До свидания». Она кивает головой и выходит с Мамочкой в коридор.

Я лежу и думаю: да почему же она такая глупая? Разве может быть глупый Доктор?! И закрываю глаза.