Книга иллюзий - Пол Остер Страница 50

Пока звучит его закадровый голос, сам Мартин осматривает дом. Войдя в кухню, он ставит пакет с едой на стол – и тут же мы переносимся в гостиную, где он изучает книги на полках. Он протягивает руку к какому-то тому – и вот уже он в спальне раскладывает по ящикам свои вещи. Резко задвигается ящик комода – и мы видим его на кровати, он проверяет упругость матраса. Рваный, умело выстроенный монтаж с крупными и средними планами, непривычными точками съемки, меняющимся ритмом и визуальными сюрпризами. Обычно это идет на музыке, Гектор же отдает предпочтение живым звукам: скрипу матрасных пружин, звуку шагов, хрусту бумажного пакета. Камера упирается в циферблат настенных часов, и на последних словах монолога (Одно желание: ничего не делать, превратиться в камень) картинка начинает расплываться. Повисает пауза. Кажется, все остановилось – голос, звуки, зрительные образы, – и вдруг резкий переход к экстерьерной сцене. Мартин гуляет по саду. За общим следует крупный план, лицо Мартина, а затем неспешный обзор окружающего ландшафта: деревья, кусты, небо, ворона, взгромоздившаяся на ветку тополя. И вновь камера обнаруживает Мартина – сидя на корточках, он наблюдает за процессией муравьев. Порыв ветра прокатывается по листве, протяжно и гулко, подобно рокоту прибоя. Мартин поднимает голову, закрывая козырьком лицо от солнца, – и снова перебивка: по камню ползет ящерица. Камера увеличивает угол обзора, и в верхней части кадра мы видим проплывающее мимо облако. Но что можно загадывать? продолжает закадровый голос Мартина. Немного тишины, несколько глотков сухого воздуха, и вот уже в мозгу завертелся сюжет. С рассказами так оно обычно и бывает: только что в голове было пусто – глядь, он уже в тебе засел.

Крупно – лицо Мартина; затем деревья – общим планом. Разгулявшийся ветер треплет листву, завывания накатывают с ритмичностью ударной секции оркестра, высоко в кронах раздаются громкие вздохи. Все это длится дольше, чем можно ожидать, начинает казаться, что тут действуют какие-то высшие силы, и мы уже готовы задаться вопросом, что означает этот необычный визуальный акцент, но, не давая нам опомниться, нас возвращают в дом – и снова резко, без всякого перехода. В одной из комнат второго этажа Мартин печатает на машинке. Мы слышим, как он барабанит по клавишам. Нам показывают его в разных ракурсах, то вблизи, то в отдалении. Рассказ обещал быть не длинным, страниц двадцать пять, от силы сорок. Я не знал, сколько времени он у меня займет, но решил работать, пока работается. Так возник новый план: не выходить из дому, пока не закончу.

Затемнение. Утро следующего дня. Мартин спит. Вот он с трудом разлепляет глаза и щурится на свет, пробивающийся сквозь закрытые ставни. Камера отъезжает, и мы видим нечто такое, что противоречит здравому смыслу. Оказывается, он провел эту ночь не один. На соседней подушке, лицом к нему, спит молодая длинноволосая брюнетка, забросив на него руку. Выйдя из сонного оцепенения, Мартин обнаруживает у себя на груди эту самую голую женскую руку, которая, как быстро выясняется, имеет непосредственное отношение к женскому телу. Мартин подскакивает на кровати, как током ударенный.

Это резкое движение нарушает девичий сон. Поерзав на подушке, спящая со стоном открывает глаза. Она не сразу замечает Мартина. Сонная, плохо соображающая, она переворачивается на спину, сладко зевает, потягивается. При этом она случайно задевает Мартина. Сначала ничего не происходит, а затем она садится, как в замедленной съемке, несколько секунд разглядывает Мартина, на лице которого написаны ужас и растерянность, и вдруг, с истошным воплем сбросив покрывало, спрыгивает с кровати и отбегает в другой конец комнаты, испуганная и смущенная донельзя. Она стоит в чем мать родила. Нет даже тени, которая бы ее хоть как-то прикрыла. Ослепительная в своей наготе, застывшая фронтально перед нами, – грудь, живот, всё на виду, – вдруг, словно опамятовавшись, она кидается вперед, на объектив, сдергивает со стула свой халатик и торопливо в него запахивается.

Недоразумение разъясняется не сразу. Пока Мартин натягивает брюки, не скрывая своего раздражения и возмущения, как, впрочем, и его таинственная ночная спутница, он спрашивает ее, кто она такая и что здесь делает. Оскорбившись, она переадресовывает ему вопрос: Кто вы такой и что вы здесь делаете? Это окончательно выводит его из себя. Кто я такой? запальчиво повторяет он. Я Мартин Фрост, хотя вас это совершенно не касается. А вот если вы не скажете мне сию минуту, кто вы, я звоню в полицию. Ее лицо вдруг принимает озадаченный вид. Вы – Мартин Фрост? Тот самый Мартин Фрост? Да, да, тот самый! раздражается он все больше и больше. Может, еще раз повторить? Я вас знаю, говорит девушка. То есть я знаю про вас. Вы друг Гектора и Фриды.

А вы, собственно, какое к ним имеете отношение? не унимается Мартин. И, услышав, что она Фридина племянница, в третий раз спрашивает ее имя. Клер, отвечает она. А дальше? После короткой заминки та отвечает: Клер… Мартин. Он презрительно фыркает. Это что, такая шутка? Клер пожимает плечами: Так меня зовут.

И что же вы тут делаете, Клер Мартин?

Я здесь по приглашению Фриды.

Видя, что он ей не верит, она берет со стула сумочку и, перерыв ее содержимое, показывает ему ключ. Вот. От входной двери. Мне его прислала Фрида.

Еще больше заведенный, Мартин извлекает из кармана точно такой же ключ и тычет его Клер прямо в нос. Тогда почему Гектор прислал мне вот этот?

Потому что… Клер невольно начинает пятиться… потому что Гектор это Гектор, а Фрида это Фрида. С ними такое нередко случается.

Мартину нечем крыть. Он знает, его друзья частенько действуют несогласованно. Они запросто могли порознь пригласить в дом каждый своего гостя.

Спотерянным видом Мартин вышагивает по комнате, бурчит: Не нравится мне все это. Я хотел побыть один, поработать, а тут вы… хорошее одиночество!

Я вам не помешаю, примирительно говорит Клер. Мне тоже надо работать.

Выясняется, что она студентка. Впереди экзамен по философии, предстоит перелопатить кучу книг, за две недели разгрести то, что назадавали в течение семестра. На лице Мартина написан скепсис. С языка уже готов сорваться вопрос: С каких это пор хорошенькие девушки интересуются философией? Он начинает вытягивать из нее подробности: суть предмета, название колледжа, имя профессора, читающего курс, список книг, которые надо прочесть. Клер, стараясь не показывать вида, что этот допрос для нее оскорбителен, отвечает по пунктам: она учится в Калифорнийском университете в Беркли. Профессора зовут Норберт Стайнхаус. Курс называется «От Декарта до Канта: основы современного философского исследования».

Обещаю вести себя тихо, говорит она. Я перенесу вещи в другую спальню. Вы меня не увидите и не услышите.

Все аргументы исчерпаны. Ладно, неохотно сдается Мартин. Я не лезу в ваши дела, а вы не лезете в мои. Договорились?

Договорились. Они даже скрепляют это рукопожатием. Мартин направляется к выходу, чтобы засесть за свой рассказ, а камера медленно наезжает на лицо Клер. Простой и при этом выразительный план. Впервые мы имеем возможность увидеть ее расслабленной. Деликатность и плавность движения камеры позволяют сделать вывод, что оператор стремится не столько раскрыть Клер для зрителя, сколько приласкать ее и, по возможности, проникнуть в ее мысли. Она провожает Мартина взглядом. Дверь за ним захлопывается, но выражение ее глаз не меняется. Пока, Мартин! говорит она ему вслед тихо, почти шепотом.