Трикстер, Гермес, Джокер - Джим Додж Страница 50

— Ну что же, пусть будет тысяча, — промурлыкал Дэниел. Двадцать минут спустя он пожалел о том, что рядом не было Мотта Стокера — отрезать его проклятый язык.

Дэниел начал с семерки червей и восьмерки червей к ней и стал прикупать к ним более высокие карты. Бобби открыл короля червей, и когда невысокий человечек сказал, что ставка за круг — минимум сотня, Бобби поднял ставку до тысячи. Дэниел и еще трое игроков сделали такие же ставки. Дэниелу попалась восьмерка бубей к двум парам, Безумный Мозес прикупил туза к валету, который ни с чем больше не сочетался, ситуация у остальных двоих заметно не улучшилась, Бобби попалась десятка червей. Когда пришла очередь Дэниела делать ставку, он поднял ее до тысячи. Мозес и Бобби сделали такие же. Дэниелу попалась семерка треф (плюс у него уже была семерка на руках). Мозесу после перетасовки досталась шестерка червей, Бобби — тройка червей, которая в лучшем случае давала ему пару королей или флеш. Бобби, который был не в лучшей ситуации, удивил Дэниела тем, что поднял ставку. Дэниел тоже поднял. Безумный Мозес, после долгих размышлений, сбросил все карты. Бобби поднял ставку еще на тысячу. Дэниел сделал то же самое. Бобби поднял еще раз.

— Я не собираюсь останавливаться, — сказал Дэниел, кладя в банк еще тысячу. — Вы хотите загнать меня в тупик, но мне кажется, что у меня неплохие шансы.

— Ладно, — сказал Бобби, — держи свою ставку, и пойдем ва-банк прямо сейчас, поскольку я собираюсь начистить тебе репу.

Когда Дэниел отсчитал то, что осталось от его семнадцати тысяч, и пододвинул к банку, Бобби сделал то же самое. С деньгами Безумного Мозеса и первоначальными ставками банк составил больше сорока тысяч.

— А теперь дело за картами, — сказал Бобби, — давай посмотрим, не побью ли я твои две пары.

Сдающий выдал карту Дэниелу и перевернул ее — это оказался валет червей. Бобби попалась королева червей. Закрытой картой у него был туз червей. Получился червовый флеш.

— Банк ваш, — проговорил Дэниел, стараясь не показывать, как он потрясен. Он слабо улыбнулся Бобби, сгребающему фишки:

— Бобби, вам по заслугам попалась эта королева — притом, что червей почти не осталось — вы так отчаянно поднимали ставки, что в конце концов вам должно было повезти.

— Нет, Дэниел, дело не в везении. Просто надо знать, когда.

— Еще фишек, Дэниел? — спросил сдающий.

— Вряд ли, — Дэниел начал вставать.

— Если у тебя нет возражений, — сказал Бобби, — можешь играть на мои десять кусков.

Возражений не было.

Бобби встал из-за стола в полдень с тридцатью тысячами выигрыша. Дэниел, со слезящимися от дыма и усталости глазами, закончил играть еще через четыре часа — на руках у него была двадцать одна с половиной тысяча, пятнадцать из которых он вернул Бобби. Тот еще не спал, когда Дэниел вернулся в отель.

— Видать, ты в выигрыше?

— Шесть пятьсот чистыми.

— Неплохо, но не забывай, что ты мог и остаться ни с чем.

— Я бы и остался ни с чем, если бы вы не одолжили мне еще десять. Спасибо за доверие.

— Черт возьми, что бы я был за учитель, если б не дал тебе возможности выкрутиться? К тому же ты просек, что творится со стариной Йоргенсоном, минут через десять после меня. Ты слишком полагаешься на удачу, но подозреваю, что это моя вина. Не забывай, что если бы ты играл в русскую рулетку, семьдесят процентов времени ты рисковал бы собственной жизнью. Имей в виду, в этот раз ты был сильно на грани фола, и если бы я не ссудил тебя, ты оказался бы просто в заднице. Но теперь у тебя достаточно денег, чтобы играть на свой страх и риск. Если придется туго, всегда можешь рассчитывать на мои.

Но Дэниел стал играть на свои шесть пятьсот и играл неплохо. К концу года у него было почти двести двадцать тысяч. Восемьдесят из них он выиграл за один раз — в семикарточный стад в Альбукерке, побив каре Коротышки Смита флеш-роялем в бубнах. Между играми Дэниел с Бобби ездили по округе (Бобби называл это «покорять окрестности») и обсуждали игру. Кроме недостатка опыта и дальновидности, Бобби видел в манере Дэниела только один серьезный недостаток. Это была не то чтобы часто повторяемая ошибка, скорее общий принцип — Дэниел слишком входил в азарт. Игра опьяняла его, переполняла эмоциями, надеждами, безудержной энергией.

Бобби пересказал Дэниелу слова своего друга, известного гонщика:

— «Знаешь, что в этом деле самое опасное? Когда разгоняешься по полной, тебя захватывает некая безудержная, глубокая, настоящая сила, и ты уже не хочешь замедлять хода. Прекрасно знаешь, что должен, но уже заключен в некий чудовищный всепоглощающий вихрь и не можешь из него вырваться. Так всегда бывает — чем быстрее едешь, тем меньше думаешь о том, что когда-нибудь придется остановиться». Здесь и кроется опасность, Дэниел. Не попадайся на это.

Но выдерживать постоянное высочайшее напряжение, которого требовала игра, было непросто само по себе. Постоянные переезды, сутки без сна в почти полной изоляции от окружающего мира, на одном только адреналине, бушующем в крови. Дэниел завел специальный режим, чтобы не раствориться в потоке бесконечной игры. За завтраком он пролистывал газету, чтобы не забывать, что помимо карточного стола существует и прочая окружающая действительность. Перед каждой игрой подолгу принимал ванну. Завел десять одинаковых белых сорочек и носил их попеременно. Это давало ему ощущение устойчивости, некоей внутренней структуры каждого дня, помогающей противостоять порывам случайности. Время от времени ему хотелось женщину, и чаще всего это оказывались пятисотдолларовые девушки по вызову. Они нравились Дэниелу. Они были смелыми, зачастую независимыми, как правило, красивыми, знали цену своим соблазнительности и чуткости и никогда ни на что не жаловались.

Дэниел был согласен с Бобби относительно того, что напряженнейшая жизнь карточного игрока требует простоты в повседневной жизни. Сам Бобби был прост до крайности. Всем его имуществом, помимо заслуженного «кадиллака», были отцовская опасная бритва да старый «руджер» тридцать восьмого калибра, который подарил ему Джексон Потрошитель для защиты от воров и разбойников. Бобби жил в отелях, ел в ресторанах, покупал новую одежду, когда ему надоедала старая. Время от времени покупал книги — он интересовался историей — но после прочтения отдавал их Дэниелу, если тот выказывал интерес, или оставлял в отеле на произвол судьбы.

После пятнадцати месяцев непрерывной игры Дэниел стал угрюм и беспокоен. Они как раз ехали через северную Калифорнию сыграть партию на удачу, и знакомые пейзажи напомнили ему о спокойной, размеренной жизни на ранчо. В игре тоже была своя размеренность, но размеренность скачка, предсказуемость перемены. Она начала его утомлять. Он научился всему, чему только мог, и перестал испытывать удовлетворение. Он сказал Бобби, что хочет уже перейти к чему-нибудь другому.

Бобби был против:

— Я работаю с тобой всего восемнадцать месяцев и считаю, что тебе рано уходить, потому что ты еще не достиг совершенства.