Дитя слова - Айрис Мердок Страница 50

Была среда. Дождь, начавшийся накануне, продолжал лить с неба непрерывными прямыми струями — темный занавес на темном фоне, — в то время как минуты медленно тащились за минутами, приближая время к обеду. Около десяти часов позвонила Томми. Для начала она спросила, увидимся ли мы вечером. Я, не отвечая, опустил трубку. Я пытался хоть что-то делать и даже преуспел. Мне стало немного легче от одного сознания, что с тех пор, как Ганнер вернулся в мою жизнь, уже прошло какое-то время. Ведь я после этого прожил целую неделю. Ничего ужасного не случилось, если не считать некоторых странностей. Я сидел в безопасности в своему углу и занимался своим делом. Мне стало ясно, что было бы идиотством уйти со службы. Как-нибудь я продержусь, если затаюсь и буду следовать установившейся рутине. Мысль, что Бисквитик — горничная леди Китти, представлялась мне теперь фантастической выдумкой человека, страдающего манией преследования. Ничто этого не подтверждало. Бисквитик может быть кем угодно. Она вполне могла быть — да наверняка и была — проституткой, оказавшейся без клиентов и охотившейся за одинокими мужчинами в надежде вытянуть из них деньги. Наверное, живет где-то поблизости. Тут немало таких обитает. А что до самой леди Китти, то, по всей вероятности, я никогда больше ее не увижу. Жены не должны посещать правительственные учреждения. И постепенно успокоившись на этот счет, я начал больше думать о Кристел. Я решил в виде исключения пойти и повидать ее сегодня вечером, и если удостоверюсь, что она действительно хочет выйти замуж за Артура, нечего мне ставить им палки в колеса. О Господи.

В этот момент размышления мои были прерваны вошедшей Томми. Вернее, не вошедшей, а ворвавшейся или влетевшей. Промчался темный вихрь, и Томми в очень мокром плаще склонилась над моим столом, окропляя водой мои бумаги. Она стянула с головы шапочку, и волосы ее свисали толстыми мокрыми хвостами, точно тяжелые мертвые змеи. Безжалостный неоновый свет создавал впечатление, что передо мной голова медузы с красным, в оспинках, оживленным, взволнованным, мокрым от дождя лицом.

Я мгновенно окаменел и чуть не лишился дара речи от злости.

— Я ведь говорил тебе — никогда не делай этого, никогда, — почти шепотом, тихим ледяным голосом произнес я.

— Ты же не стал говорить со мной по телефону, повесил трубку… — Голос у Томми был гораздо менее тихим.

— Сейчас начнется спектакль, — произнесла миссис Уитчер.

— Пошла вон. Убирайся. Пошла вой.

— Нет. Я хочу говорить с тобой. Я хочу тебе кое-что сказать. Я уйду, если только ты выйдешь со мной.

— Пошла вон. Пошла же.

— Ты что, хочешь, чтобы я закричала?

Я встал и быстро прошел к двери, краешком глаза подметив, каким восторгом светились лица Реджи и Эдит Уитчер. Я пошел вниз но лестнице. Томми шагала рядом со мной.

— Я ведь говорил тебе: никогда не приходи ко мне на службу. Я не хочу и не могу допустить, чтобы подобные сцены происходили в комнате, где я работаю.

— Я не желаю больше мириться с твоей манерой вешать трубку, когда я звоню.

— Я говорил тебе — не звони.

— А я написала тебе в письме, что позвоню сегодня утром.

— Плевать я хотел на то, что ты написала. Мы сейчас дойдем с тобой до двери, ты выйдешь и больше сюда не вернешься.

— Выйди со мной на минутку, и поговорим.

— Я не буду с тобой говорить. Я не допущу, чтобы какая-то глупая истеричка шантажировала меня. Либо ты поступишь так, как я сказал, либо пошла к черту.

Кто-то прошел мимо нас по лестнице, кто-то, одетый сегодня в дорогое твидовое пальто и белую каракулевую шапочку. Запах уже знакомых духов проплыл мимо, как клочок гонимого ветром тумана. Я говорил тихо, но слова мои вполне могли быть услышаны. Томми что-то сказала. Мы дошли до нижнего этажа и вышли на улицу. На улице лил дождь.

— Ох, Хилари… родной мой… ты весь промокнешь… прости меня, пожалуйста… прошу тебя, давай сегодня увидимся… не можешь же ты меня так бросить, я проплачу весь день… и не сердись на меня за то, что я тебя ослушалась… мне просто необходимо было тебя увидеть, необходимо… прошу тебя, скажи, что мы увидимся сегодня вечером.

Стремясь избавиться от нее да еще потому, что так сильно лил дождь, я сказал:

— Хорошо. Приходи ко мне в восемь. — И вернулся в здание. С моей одежды текла вода. Я промок до нитки.

Физическое самочувствие может оказать глубокое воздействие на состояние духа. Это очевидно в больших делах, но равно заметно — и даже более коварно проявляется — в малых. Только потому, что я так промок и озяб в одиннадцать утра, в одиннадцать вечера я принял решение, которого иначе безусловно не принял бы.