Богоматерь лесов - Дэвид Гутерсон Страница 50

Священник медленно переплел пальцы и подпер ими подбородок, точно ребенок перед молитвой.

— Честное слово, мне очень хочется тебе верить. Если я поверю, все станет куда проще. Мне не хочется быть скептиком или циником. Мне хотелось бы построить мост веры, но, положа руку на сердце, я пока не могу это сделать. Пока у меня просто недостаточно информации. Завтра утром я встречаюсь со священником, которого прислал сюда епископ. Думаю, учитывая количество людей, которых привлекло сюда это событие, он создаст комиссию. Комиссию по расследованию, в которую он включит и меня. Тогда я займусь этим делом официально. А пока давай пить чай.

— Я не могу сидеть сложа руки и пить чай.

— Но это очень полезный чай. Он очень хорош при простуде. И при гриппе тоже.

— Я уже пыталась объяснить вам, святой отец. Я пришла к вам, потому что мне нужно очиститься от грехов. И побыстрее начать строить церковь.

— Грехи… — сказал священник. — Давай начнем с них. Я…

— Во-первых, я постоянно воровала. Я украла из чужой машины спальный мешок. Мне попались две женщины, я обещала, что присмотрю за их вещами, а сама стащила у них радиатор и стереосистему. Я украла уйму разных вещей, святой отец. Цепную пилу. Насос. Я сто раз заливала в машину бензин и уезжала не расплатившись.

— До или после того, как украла катехизис?

— Все это было раньше. До того, как я пришла к Иисусу.

— Понятно.

— Но я и тогда знала — это известно каждому — не кради. Это нехорошо.

— Да.

— Поэтому я должна принять крещение.

— Опять ты за свое.

— Если я не приму крещение, я не смогу спастись.

— Ты не получила религиозного воспитания, Энн?

— Я не получила вообще никакого воспитания, святой отец.

— Знаешь, — сказал священник, — у меня идея. Почему бы тебе прямо сейчас не позвонить своей матери? Можешь воспользоваться моим телефоном.

— Я не из тех, о ком дают объявления, — ответила Энн. — Те, что вешают на почте или еще где-нибудь: «Разыскивается…» и все такое.

— Но ведь можно просто позвонить. Без всякой причины. Просто сказать ей здравствуй. Дать знать о себе.

— Нет, — сказала Энн. — У меня нет ни малейшего желания это делать.

— Но почему ты не хочешь просто позвонить своей матери?

— Не хочу, и всё. Долго рассказывать, святой отец.

— А мы никуда не спешим. Просто сидим и разговариваем. К тому же я священник. Я умею слушать. И люблю поболтать. Долгий разговор меня не смущает. Даже наоборот.

— Он долгий не в том смысле. На самом деле я просто не могу это объяснить.

— Ты не можешь объяснить, почему не желаешь звонить матери? Или не можешь объяснить, что ты понимаешь под словом «долгий»? Или и то и другое?

— Не знаю.

— Так что мешает тебе позвонить родной матери?

— Не знаю. Давайте не будем об этом.

— Расскажи мне, что случилось?

— Не могу.

Священник вздохнул:

— Ладно, — сказал он. — Просто мне показалось, что тебе хочется излить душу. Излить душу и раскаяться. Исповедаться.

Энн сделала глоток из своей чашки. Гибкий и легкий подросток с чашкой чая в руках.

— Знаешь что, — предложил священник, — переночуй у меня. Как-никак у тебя грипп. Диван раскладывается, спать на нем очень удобно. Поспишь в тепле и чистоте. Прошу тебя, останься.

Он стал вспоминать, какой уголок ада предназначен для тех, кто предается разврату в мыслях. Подойдет ли им первый ров, куда попадают сводники и совратители вроде Ясона с его золотым руном, или их поджидает второй круг, где вечно несутся в неистовом вихре души сладострастников? Энн встала и направилась в ванную, а он поплотнее задернул занавески, чтобы никто не смог подсматривать за ними снаружи. Взволнованный, он ждал, пока Энн умоется, почистит зубы и пописает, — ему было слышно, как тугая струя ударила в фаянсовую стенку унитаза. Следом за Энн он тоже совершил свой вечерний туалет: почистил зубы сначала щеткой, потом зубной нитью, помассировал челюсти, принял таблетку мультивитаминов, вымыл лицо и руки душистой пенкой для умывания, причесал волосы, прополоскал рот и присел на унитаз как женщина, чтобы помочиться, не производя шума, — ему не хотелось, чтобы его услышала Энн. Почему это было так важно? Он не знал. Отец Коллинз критически осмотрел себя в зеркале. «Вроде бы все нормально», — решил он.

В гостиной они вместе преклонили колена и прочли «Сальве Регина»: «Славься, Царица, Матерь милосердия, жизнь, отрада и надежда наша, славься! К тебе взываем в изгнании, чада Евы. К тебе воздыхаем, стеная и плача в этой долине слез. О Заступница наша! К нам устреми твоего милосердия взоры, и Иисуса, благословенный плод чрева твоего, яви нам после этого изгнания. О кротость, о милость, о отрада, Дева Мария!»

— «Плод чрева твоего», — задумчиво повторил священник. — Эту метафору потом украла текстильная компания. Для своей рекламы. Неужели на свете нет ничего святого?

— Это те, что продают нижнее белье? — спросила Энн. — Кажется, «Плоды ткацкого станка»?

— Сразу вспоминается ящик комода — понимаешь, о чем я?

— Мне нравится эта молитва. Одна из моих любимых.

— Мне тоже. Очень.

— От нее мне становится легче.

— Так и должно быть. Ведь Дева Мария — Consolatrix Afflictorum [26], она утешает нас в беде и печали. Наша радость и наша надежда.

— Аминь.

— На этом я пожелаю тебе спокойной ночи. Не забудь принять свои таблетки.

— Мои охранники так там и сидят?

— Я убедил себя не обращать на них внимания. Если хотят, пусть себе сидят в машине. Что мы можем поделать?

Наконец она улеглась в постель, устроенную на диване. Лампа для чтения заливала гостиную мягким светом, и священник ощутил острый позыв желания.

— Доброй ночи, — сказала Энн. — Мне действительно очень хорошо. Спасибо за всё, святой отец.

— Рад помочь, — ответил священник. — Готов сделать для тебя все, что в моих силах.

Он вышел в коридор, закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной, прикрыл глаза. «Господи, не оставь меня, — прошептал он. — Не введи меня в искушение, но избавь меня от лукавого. Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна».

Кое-как он устроил свою немощную плоть в постели. Дважды он вставал, чтобы приподнять занавеску и посмотреть на странных часовых, но свет фонаря на крыльце был слишком слаб, и за пеленой дождя он не мог разглядеть, что происходит в машине. Священник свернулся калачиком под одеялом и был вынужден признать, что у нею бессонница. Сегодня ночью он не уснет — как можно спать, если всего в нескольких ярдах от него в постели лежит духовидица и, кроме них, в доме нет ни одной живой души. Дело было не только в близости желанной женщины; помимо этого ему не давала покоя ее сильная и странная духовная аура, трогательная и волнующая одновременно. Это была Энн во всей полноте, и он не ожидал ничего подобного. «Есть ли разница, — спросил он себя, — видит ли человек Пресвятую Деву наяву или лишь верит в то, что он ее видит? Вопрос гносеологический — а может, онтологический?» Священник перевернулся на другой бок, включил свет и взял «Католический вестник». На первой странице на фоне снимка отца Майкла Мойнихана во время молебна в Коннектикуте красовался заголовок: «Приверженность важнейшим убеждениям выдержала испытание временем, но связь с Церковью слабеет, говорят результаты опросов Института общественного мнения Гэллапа». Далее следовала статья про Европейский синод: «Папская курия тормозит пастырские инициативы» — и еще несколько: «Филиппинская епархия встала на сторону местных жителей», «Епископ призывает Сенат к компромиссу по вопросу контроля над вооружением», «Папа вновь просит помиловать техасца Гэри Грэхема» и «Кардинал О'Коннор ложится в больницу на обследование». Священник внимательно прочел все статьи. Потом письма читателей. После этого он ознакомился с очерками «Влияние Церкви на брак и супружеские отношения слабеет» и «Как работать в условиях нехватки священников». Вопрос о том, почему священников становится все меньше, вызвал горячие дебаты. Бог по-прежнему призывает избранных к служению, считали одни, но люди не прислушиваются к Его голосу, поскольку в мире стало слишком много соблазнов. Другие выражали сомнение в том, что Божье призвание по-прежнему существует. Священник был согласен с первым доводом. Разумеется, появилось превеликое множество соблазнов. Весь мир превратился в Содом и Гоморру. Кому теперь нужен Бог? Бог, который превратил жену Лота в соляной столп лишь за то, что она оглянулась посмотреть, как Господь прольет с небес серу и огонь; Бог, что обсуждал с Авраамом участь двух городов, точно цену подержанной автомашины, а ведь речь шла о количестве праведников, ради которых можно было помиловать оба города. Бог требовал пятьдесят, но Авраам лестью, хитростью и самоуничижением уломал его на десять: «Кто я такой, всего лишь прах и тлен, да не разгневается на меня Господь…» и все такое; тот самый Бог, что потребовал от Авраама связать собственного сына и положить его на жертвенный костер, а в последний момент заявил: «Я пошутил. Просто хотел проверить твою преданность». Бог, напоминающий вздорного главаря мафии. Или злобного психотерапевта.