О, Мари! - Роберт Енгибарян Страница 50

– Почему же не согласится? Девка сильная, целый взвод обслужит и не охнет. Подумаешь – один хахаль Ванька!

– Не оскорбляйте мои романтические чувства, Марк Наумович! Была бы тоненькая черноглазая евреечка с пышной грудью, скажу с пролетарской прямотой – не отказался бы, ох не отказался бы! Но на меня, простого русского парня, сына провинциального преподавателя истории, настоящая мадемуазель типа Мари внимания не обратит. Духами, как некоторые, не пользуюсь, пригласить в Большой театр не могу, в ресторан тоже.

При этом Иван многозначительно смотрел на меня.

– Ладно, Вань, не прибедняйся. Мало пей, мало жри, думай, что покупаешь, – и будешь при деньгах. Кстати, ты русский или украинец?

– Судя по фамилии, скорее украинец, но особой разницы между этими народами не вижу.

– Просто ты как-то все время подчеркиваешь нашу национальность, вот я и спросил. Хотя для меня это никакого значения не имеет – все мы советские граждане.

– Постой, Давид, ты хочешь сказать, что армяне, евреи, узбеки и все остальные, будучи советскими людьми, абсолютно равны русским? Если ты и вправду так думаешь, ты ошибаешься. Не хотел обидеть вас, друзья – может, по конституции мы все и равны, но кто в этой стране считается с конституцией? Это всего лишь стопка ненужной бумаги, не больше. Какие прекрасные слова о свободе человека, о его личных и политических правах есть в нашей – сталинской, заметь! – конституции! Но уже через год после ее принятия начали миллионы людей отправлять в тюрьмы, ссылку, расстреливать без суда и следствия. Где была конституция? Ты, друг мой, не заблуждайся. Все эти бумаги: конституция, законы – они живут своей жизнью. А страна, народ живет своей. Вот смотрите: и ты, Давид, и Марк по конституции обладаете равным правом со мной занимать любые государственные должности, в том числе стать Генеральным прокурором СССР. И теоретически все выглядит именно так. Но реально, согласитесь, у меня гораздо больше шансов занять государственный пост, особенно такого плана. Сталинские времена закончились, сейчас время консолидации русских. Ведь вы, маленькие нации, такие сплоченные, вы нацелены на успех, знаете, чего хотите. Поэтому, как правило, и добиваетесь. А мы, русские, бесшабашны и бесхитростны, живем одним днем, от безысходности иногда пьем, пьем и спиваемся, спиваемся и умираем. Это и есть русский социальный протест. А потом, в один прекрасный день, берем стволы, топоры и вилы и убиваем своих начальников, богачей, тех, кто отличается от нас по внешности и по образу жизни, добропорядочных и чистеньких. Пока самый подлый и жестокий – скорее всего, даже скрытый нерусский, – не возьмет верх. Но это моя страна. И все равно вы ниже меня. Вы должны помнить, что можете добиться здесь успеха, иметь деньги, связи, спать с лучшими и чистыми барышнями, но реальная сила – армия, КГБ и силовые структуры – наши. Поэтому я когда-нибудь стану Генеральным прокурором, а вы, ребята, будете моими советниками, потому что вы умные и я вам доверяю. Придется вам ограничиться такой ролью – или меняйте фамилии, уже ваших внуков от нас отличить будет трудно.

– Странно, Ваня, всего час назад ты показал себя как человек, которому не чуждо чувство справедливости, – удивился я. – А сейчас раскрываешься совсем с другой стороны. В тебе живет скрытый националист. Как ты думаешь, долго ли такие как Марк и я, советские, но нерусские люди, согласятся быть в вечном подчинении у людей, которые отличаются от нас лишь одним – русской фамилией? Даже не генами – ведь, судя по внешности, многих из вас трудно назвать славянами или европейцами. И тем не менее все, чья фамилия Иванов, Петров или Сидоров, считают, что они соль земли, а мы должны им служить, обхаживать, давать взятки, оказывать всяческие услуги. Но, Ваня, ни по уму, ни по силе, ни по мужеству мы тебе не уступаем. А вот по организованности, бытовой гигиене – извини, без обид! – значительно тебя превосходим. По вечерам в воскресенье в театре, куда я тебя приглашаю за свой счет, ты считаешь нужным обязательно выпить в буфете, тратя на спиртное иногда даже больше, чем стоит билет. А ведь ни я, ни Марк себе этого не позволяем. Теоретически я признаю, что шансов стать Генпрокурором у тебя больше, но надеюсь все-таки, что страна будет развиваться по пути нормальных демократических государств, таких как Америка, Франция и другие.

– Ты что же, Америку пропагандируешь?

– А ты что – провокатор или прикидываешься идиотом?

– Да ладно, ребята, я пошутил, – шутливо поднял руки Иван. – Просто хотел вам нервы пощекотать.

– Мне так не показалось. В кругу провинциальных историков, коллег твоего отца, такие мысли считаются нормальными и логичными. Но авторитет и уважение завоевываются в личной конкуренции, а не за счет национальной принадлежности. Чем ты лучше Марка или меня?

– Тем, что я христианин и православный.

– А религия Марка существует более пяти тысяч лет. Христианство возникло на базе иудаизма. И кроме того, ты знаешь, кем были по национальности Христос, Маркс, отчасти Ленин? Ты знаешь, кто по национальности все остальные твои коммунистические вожди? Конечно, знаешь. А я могу сказать вот что: армяне приняли христианство как государственную религию в 301 году, на шесть веков раньше, чем русские. Я не хвастаюсь, это не фактор хвастовства, просто исторический факт. И я искренне признаю: всем нам, кто живет на рубеже религий, на границе христианского и исламского миров – армянам, грузинам, грекам, болгарам, сербам, – Россия оказала неоценимую помощь, да попросту спасла от физического уничтожения. Разумеется, при этом она в первую очередь преследовала свои государственные цели, хотела защитить свои границы от непосредственного соприкосновения с исламским миром. Но так она приобрела храбрых, умных и верных союзников. В свою очередь, армяне и грузины, украинцы и белорусы вошли в европейскую культуру и цивилизацию через русскую культуру, которую я очень люблю, которая сформировала и меня, и многих из нас. Если бы я родился не той национальности, что мои родители, и мне предоставили бы выбор, кем я хочу быть, я бы ответил: христианином, русским и мужчиной.

– Почему русским? Есть же более счастливые – англичане, французы?

– Конечно, есть, просто я их не знаю. Так вот, Ваня. Ростом я выше тебя, вешу больше, насчет интеллекта – великодушно соглашусь, что это спорный вопрос, по физической силе – давай померимся, не бойся, не покалечу, просто немножко потреплю, чтобы мозги прояснились. Ну что, покажи свое величие!.. Улыбаешься? Значит, не обиделся. Но помни: если будешь так думать – жизнь тебя обидит. Человек так устроен, что никогда не согласится иметь меньше прав, чем другой, по одному лишь национальному признаку.

– Не обиделся, Давид. Говори, что хочешь, но лет через двадцать – двадцать пять ты станешь прокурором маленькой республики, а я – Генеральным прокурором СССР. Ты будешь моим подчиненным, так что сейчас правильно делаешь, что приглашаешь меня в театр, угощаешь спиртным, одним словом, выслуживаешься… Я это учту, не забуду, – ухмыльнулся Иван.

– Ага, шутишь, значит, хочешь уйти от разговора. Я все понял, это тоже форма признания своей ошибки. Пошли, а то Аркадий Венедиктович снова начнет выговаривать нам за долгое отсутствие.