Верховные судороги - Кристофер Бакли Страница 50

— Я была такой дурой, amor. Но теперь я твоя. Вся твоя, если ты примешь меня. Возьми меня, Митчелл. Возьми. Направь в меня твой «Нимиц». Сейчас!

— Хорошо, Конни, но знай: Добрым Дядей я больше не буду.

— Стоп.

— Что-то не так? — брюзгливо осведомился Декстер и уронил задыхающуюся Рамону Альвилар на атласные простыни президентской постели Кемп-Дэвида.

— Пятиминутный перерыв, — объявил Джерри, режиссер.

Затем он и Бадди подошли к Декстеру.

— У тебя все в порядке, Декс? — спросил Джерри.

— Да. Да, — с ноткой раздражения в голосе ответил Декстер. — Все нормально. А что? Вам что-то не понравилось?

— Нет-нет, — самым искренним, на какой он был способен, тоном заверил его Бадди. — Все хорошо. Отлично. По-моему, просто отлично.

— Лучше не бывает, — подтвердил Джерри. — Но я — может быть, только я, — не ощутил настоящего пыла. Я прав, Бадди?

— Ага, — ответил Бадди. — По-моему, прав.

— Понимаешь, это страстная сцена, страстная-престрастная, — продолжал Джерри. — Рамона, — Господи, — да она же вся горит. Ее, того и гляди, льдом придется обкладывать. А когда ты доходишь до реплики «Добрым Дядей я больше не буду», у тебя получается что-то вроде — не знаю, — ну как будто ты эсэмэску посылаешь.

И Джерри снова повернулся к Бадди:

— Верно?

— Думаю, да, — произнес Бадди с такой задумчивостью, точно он размышлял о некой поправке к Ньютоновой физике. — Пока я смотрел на Рамону, у меня у самого член разбух, а ведь я от нее в десяти ярдах сидел.

Декстер вздохнул:

— Все правильно. Простите, ребята. Я… думаю, у меня голова сейчас совсем другим занята.

— У тебя все путем? — участливо поинтересовался Бадди. — Моя помощь не требуется?

— Нет-нет. Все нормально.

Хотя какое уж там «нормально»? Не далее как вчера Декстер в очередной раз поругался с Терри по поводу приглянувшейся ей квартиры на Парк-авеню — «гребаной квартиры», как он теперь именовал ее в разговорах с женой. Терри отыскала ровно то, что ей требовалось: угол Парк-авеню и Семьдесят четвертой улицы, точка пересечения самых дорогих на планете широты и долготы. Двухуровневая квартира на первом этаже старинного теперь уже дома, представлявшая собой то, что принято называть «maisonnette». [80]Декстер в разговоре с женой высказал предположение, что у французов это слово означает «чудовищно дорогая».

— Четыре миллиона? Четыре миллиона долларов? Терри! Пресвятая Мария, благодати исполненная!

— Это Нью-Йорк, Декстер.

— Спасибо, что объяснила. А то я уж решил, что речь идет об алмазных копях Южной Африки.

— Ладно, — сказал Декстер. — Снимаем еще раз. Я с нее одежду зубами срывать буду.

— Вот это дело, тигр. — И Бадди хлопнул Декстера по плечу как мужчина мужчину. — Это по-нашему. И побольше энергии. Брось ее на кровать, введи в ее гавань свой «Нимиц», и дело с концом. Готовы, господин президент?

— Да, да, — ответил Декстер, стараясь всем своим видом показать, до чего ему скучно кувыркаться в постели с женщиной, которой журнал «Пипл» отвел в своем списке самых сексуальных женщин планеты Земля третье место.

Помимо квартиры ценой в четыре миллиона долларов, в голове Декстера Митчелла сидела и еще одна заноза: опубликованные этим утром «Ю-эс-эй тудей» результаты опроса. «Если бы выборы президента происходили сегодня, за кого бы вы проголосовали?» Ответ «За президента Митчелла Любшторма» шел первым — да еще и с тридцатипроцентным отрывом от того, что следовал за ним.

Декстер, держа газету повлажневшими от волнения пальцами, показал ее жене. Терри взглянула на результаты опроса с таким скучливым недоумением, точно перед ней была открытка от тетушки Хэтти, которую ни с того ни с сего понесло отдыхать аж на Бора-Бора.

— Замечательно, дорогой. А еще замечательнее то, что в выборах ты не участвуешь.

— Но, Терри. Ты посмотри на цифры. Тридцать процентов!

— Декстер, — ответила она. — Митчелл Любшторм — это всего лишь телевизионный персонаж.

— Ну и что? — спросил Декстер. — Мы теперь все — телевизионные персонажи.

— Я — нет. Послушай, милый, ты получил приятный комплимент за то, что тебе удалось сделать. Тем более приятный, что актер ты не профессиональный. Мы все гордимся тобой. Но этот опрос, — Терри усмехнулась, — бессмыслен.

И она добавила веселым тоном матери, пытающейся убедить норовистого шестилетнего сына в том, что идти в зоопарк именно сегодня ему нисколько не хочется:

— К тому же ты и так уже президент.

Декстер вздохнул:

— Это не одно и то же, Терри. Тебе знакомо такое слово «синхронность»?

— Разумеется, — ответила Терри. — Это когда у тебя вдруг появляется куча денег, а в продажу поступает в точности та квартира, какая тебе требуется.

Покончив со сценой страстного примирения в Кемп-Дэвиде, Декстер отправился в свою гардеробную и позвонил оттуда Бастеру «Басси» Скрампу, вашингтонскому поллстеру и политическому махинатору. О Басси Скрампе говорили — ядовито, но точно, — что основу его морали составляет известное заявление Граучо Маркса: «У меня есть принципы. А если они вам не нравятся, у меня найдутся другие».

— Мистер президент! — радостно воскликнул Басси. Они знали друг друга лет уже сто. — Как там «Нимиц»? У меня мурашки по коже бегут каждый раз, как ты упоминаешь о нем, ей-богу!

— Хрен с ним, с «Нимицем», — ответил Декстер. — Послушай, Басси, то, что я сейчас скажу, должно остаться между мной, тобой и Святым Духом. Ты понял?