Расколотое небо - Светлана Талан Страница 5

Такими словами завершил свою песню бандурист.

У женщин и девушек еще не высохли слезы, а они уже улыбались – так красиво заканчивается песня! Люди благодарили бандуриста, но не аплодировали – не принято. Понесли гостинцы Даниле и сироте-поводырю. На расстеленной старой дырявой дерюге, которая, наверное, служила им и одеялом, и одеждой в ненастье, появились и хлеб, и пироги, и кусочки сала, и сыр, и молоко в кружечках, а в фуражку клали деньги.

Варя с Ганнусей послушали рассказ старика о том, как недавно в городе ревнивый муж зарезал свою молодую жену и новорожденного мальчика, а чтобы не упало на него подозрение, вложил в руки покойницы нож. Он сжег свою окровавленную одежду, а сам такой крик и шум поднял, что никто и не догадался бы ни о чем, если бы уже после похорон не нашли в печке кусок его несгоревшей окровавленной рубашки. И кто нашел? Соседский мальчик, который пришел к «убитому горем» мужчине, чтобы помочь убрать в доме.

– Не приведи Господи! – крестились женщины.

Варя еще немного покрутилась в толпе. Она кивнула отцу, который как раз выкладывал гостинцы для бандуриста и собирался повести с ним разговор о более важных делах в мире, и обратилась к подруге:

– Может, пойдем отсюда? Дальше будут неинтересные мужские разговоры.

– Пойдем! – согласилась Ганнуся.

Девушки взялись за руки и побежали в село. «Андрюша почему-то не пришел», – мелькнуло в Вариной голове, но вскоре она уже отвлеклась от мыслей о любимом, потому что они с подругой отправились поесть.

– А твой отец не будет ругаться? – поинтересовалась Ганнуся, когда от пирога с маком остался маленький краешек.

– Да ты что?! – засмеялась Варя. – Ты же хорошо его знаешь. Отец строг к другим, а душа у него добрая и мягкая. Знаешь, как он меня любит?!

– Знаю. Ласточкой называет. Странно как-то.

– Что же здесь странного? – спросила Варя, ставя кружку с молоком на большой круглый стол, застеленный белой вышитой скатертью.

– Никто в селе своих детей так не называет – не принято.

– А у меня папа такой! – с гордостью сказала Варя. – Он и поругает, и пожалеет, когда надо. А какие бусы он мне привез из города! Хочешь, покажу?

– И молчала! Неси же!

Варя потащила подругу к большому дубовому сундуку. На нем был замок, но девушка быстренько принесла ключ.

– Ой-ой! – Ганнуся испуганно оглянулась. – Разве можно?

– Можно! Папа с мамой еще долго будут кобзаря слушать, нескоро вернутся.

Варя достала две низки бус – красную и синюю, – приложила к груди.

– Какие лучше? – спросила она, засияв в улыбке.

– Ой! Какие чудненькие! Тебе и те, и те идут!

Варя покрутилась перед подругой, а потом заметила, как тень печали промелькнула по лицу девушки.

– Дашь когда-нибудь на праздник надеть? – спросила Ганнуся, коснувшись пальцами девичьей радости.

– А тебе какие больше понравились?

– Красные.

– Бери. – Варя протянула красную низку и широко улыбнулась. – Бери, бери! Это мой тебе подарок!

– А… Как же отец? – растерялась Ганнуся. Она заморгала, а потом уставилась на бусы, все еще не осмеливаясь взять их в руки.

– Я потом ему признаюсь, – махнула рукой Варя. – Не бери в голову, это уже моя забота. Ты же мне как сестричка. Разве нет?

– Да. – Ганнуся в конце концов взяла бусы, поднесла к глазам. – Какие же они красивые! Прямо сияют!

– Носи на здоровье!

– Спасибо! – Девушка опомнилась, обняла подругу, расцеловала в обе щеки. – Ты и правда моя сестренка!

– А еще я вот что тебе покажу, – таинственно произнесла Варя и склонилась над сундуком. Оттуда она достала новенькую керосиновую лампу с большим стеклом. – Это мне папа купил в новый дом! – гордо сказала Варя.

– О-о! Я такой еще никогда не видела! – Ганнуся восторженно рассматривала лампу, которая действительно была очень красивая. Большая, роскошная, с зеленым снаружи и белым внутри фарфоровым абажуром, она не могла не вызывать восхищения.

– Она так ярко светит! Это – двенадцатилинейная[6] лампа. Я ее подвешу к потолку в самой большой комнате! – похвасталась Варя.

– Завидую я тебе, Варя, – сказала Ганнуся.

– Не надо, зависть – это зло. Я же с тобой поделилась бусами, зачем же мне завидовать?

– Все у тебя есть, – вздохнула Ганнуся.

– Не грусти. – Варя обняла подругу за плечи. – Вот соберем осенью урожай, заплатим налоги, тогда папа мне новые сапожки купит, а я тебе свои отдам. Они еще хорошие, мало ношенные.

– А отец позволит?

– Позволит! Я его уговорю. Теперь не будешь повторять, что мне завидуешь?

– Нет. Как хорошо, мои-то совсем продырявились. Их можно будет подлатать и отдать донашивать младшей сестренке, – быстро и возбужденно заговорила Ганнуся. – Ой! Что же это я все о себе? Хотела об Андрюшке спросить. Все бегаешь к нему на тайные свидания?