Блюститель. Рассказы, повесть - Сергей Кузнечихин Страница 5

Каждую переменку Оля спешила в учительскую к телефону. Василий мог позвонить. Она бы и сама попробовала дозвониться до его участка, если бы знала, как это делается. Участок наверняка имел название, а она знала о нем только то, что он самый отдаленный и трудный. Василий не звонил. Телефон вообще молчал весь день, словно отключенный. Олю так и подмывало поднять трубку, но в учительской постоянно кто-то находился. Оставалось ждать конца уроков. Ждать, когда Василий вернется с работы.

На дорогу из школы Оля потратила не больше десяти минут, даже в столовую не зашла, боялась пропустить звонок. Едва завидев тетю Лизу, не вытерпела:

— Не звонили мне?

— Здоровкаться сначала надо.

Тон ее голоса и поджатые губы обескуражили Олю. Она не чувствовала за собой вины. Оля не стала допытываться о причинах плохого настроения у старой женщины и отправилась к себе.

— Не знаю, как тебя по батюшке, но предупреждаю: если не образумишь своих кавалеров, я буду жаловаться.

— Каких кавалеров и при чем здесь множественное число?

— А при том, что все клумбы в палисаднике ухайдакали.

— Я-то здесь при чем? — засмеялась Оля.

— Смейся, смейся…

Оля не стала оправдываться и на ворчание не оборачивалась. Закрыв за собой дверь, она выглянула в окно. По садику и впрямь словно Мамай прошел. И следы вели к ней. Впору было рассердиться на Василия, но ничего, кроме признательности, она не испытывала. Пусть он сделал глупость, пусть ворчит хозяйка, зато для Оли открылся совсем другой человек. Конечно, ей нравился и прежний Василий, но этот новый был роднее. Она уткнулась лицом в цветы и засмеялась. До слез было тоже не далеко, но и слезы оказались бы в радость.

Только выходить из комнаты и встречаться с хозяйкой Оля не осмеливалась. Она прождала до вечера, но Василий так и не позвонил. Мог задержаться на работе. Мог сломаться мотовоз. Мог произойти несчастный случай, могла тетя Лиза не позвать ее к телефону. Нужно было просмотреть планы занятий, а она все гадала: что могло случиться? За полчаса до последнего сеанса она оделась и пошла в клуб. Но никого не встретила. Лишь возвращаясь, увидела дурачка, любителя поминок.

Ночью ее разбудил скрип форточки и возня под окном. Оля вскочила с кровати и наступила на что-то холодное и влажное. Вскрикнув, она побежала к выключателю. В комнате снова валялись цветы. Один она раздавила ногой. Оля прислушалась. Было тихо. Она выключила свет и выглянула в окно. Никого не увидела. Накинув халат, она вышла на улицу и позвала. Василий не откликнулся.

На тополях тихо шелестели еще не пожелтевшие листья. Ежась от ночной свежести, она присела на скамейку. Зачем ему прятаться — она не понимала…

На уроке у восьмиклассников появился еще один букет. Рука, дотянувшаяся до подоконника, сразу исчезла, но мальчишки с крайнего ряда все увидели и закричали: «Это Сема Ворон. Это Сема Ворон принес…»

Ну, конечно, разве стал бы Василий топтать клумбы под ее окнами, он бы догадался, где нарвать цветов для девушки. В классе перешептывались. До конца урока оставалось полчаса, а впору было распустить всех и выплакаться. Пока Оля не догадалась отправить старосту в коридор, чтобы поставил там цветы, шум в классе не утихал.

Выйдя из школы, она сразу увидела Сему Ворона. Он шел по другую сторону улицы и подглядывал за ней. Не раздумывая, Оля пересекла дорогу. Она боялась, что он убежит, но парень, как и в первую встречу, прижался к забору и ждал.

Оля понимала, что нужно говорить как можно ласковее, пытаться взять его добротой, но слова срывались резко и отрывисто:

— Ты зачем это делаешь?

— Я люблю тебя.

Оля не сразу нашла, что ответить.

— А зачем цветы?

— Они красивые и ты красивая.

— Господи! — Оля не заметила, как перешла на крик. — Зачем же клумбы топтать?

— Я люблю тебя.

— Заладил. Ты можешь понять, что я люблю другого. Другого, понятно?

— Я люблю тебя, — еще раз повторил он.

— Перестань!..

Уже приготовились, уже вертелись на языке оскорбления и угрозы, но Оля испугалась своего же голоса. Получалось, что среди бела дня, на центральной улице она закатывает истерику слабоумному парню — так кто же из них душевнобольной?

— Не надо, слышишь меня, не надо больше приносить цветов, — прошептала она и скорее, скорее подальше от него.

Утром Оля боялась открыть глаза. Перед сном она несколько раз проверила, закрыта ли форточка и заперта ли дверь. И все равно боялась увидеть цветы. Прежние она выкинула на помойку, а варенье из тарелок перелила обратно в банку. В комнате цветов не было. Они лежали на лавочке возле входа.

На первом же уроке Оля услышала сдавленное хихиканье. Оно гасло на одном ряду и тут же вспыхивало на другом. На следующем уроке все повторилось. Хихикали даже сопливые пятиклашки, стоило ей повернуться к доске. Оля резко оглядывалась, и становилось тихо. И тогда она всерьез подумала: уж не слуховые ли галлюцинации привязались к ней. На перемене она явственно услышала, как тоненький голосишко за ее спиной мурлыкал: «Ты не вейся, черный ворон…». Оля не сомневалась, что песня адресована ей. Певец мог бы и не прятаться. Она все равно ничего бы не сказала.

Василий пропал. Не звонил, не заходил. День, второй, третий. Собственно, его и не связывали никакие обязательства перед ней. Но ведь на улице-то он мог встретиться. Хотя бы поздороваться, на большее Оля уже не претендовала. Так нет же, словно прятался.

Неизвестность, недосказанность мучили ее. А звонить самой, просить у матери позвать его к телефону — а вдруг мать станет допытываться: кто она, что ей нужно от сына, давно ли знакомы — мало ли что могло ее заинтересовать.

И Оля пошла к вокзалу, куда узкоколеечная «мотаня» привозила рабочих с отдаленных участков.

В составе было четыре зеленых вагончика. Пока ее взгляд метался от одной двери к другой, узкий перрончик заполнился народом. Она почувствовала, что за спиной кто-то стоит и смотрит на нее. Стоит совсем рядом, может быть, в метре, самое большее в двух. Толпа на перроне заметно поредела, но Василия не было видно. А именно сейчас он смог бы помочь. Неужели ему трудно отпугнуть этого дурачка. Не устраивать же ей новую сцену? Перрон уже просматривался насквозь. На ее плечо легла рука. Оля резко повернулась и увидела Володьку.

— Привет, что ты здесь делаешь?

— Ох! — руки у нее опустились, она не могла выговорить ни слова.

— Что с тобой? — забеспокоился Володька.

— Ну ты меня и напугал.

— Неужели я такой страшный?

Володька явно кокетничал. Вид у него был бравый. Штормовка, плотно сидящая на широких плечах, и высокие болотные сапоги четко очерчивали клинообразную фигуру.

— Хочешь клюковки?