Как соблазняют женщин. Кухня футуриста. - Филиппо Томмазо Маринетти Страница 5

Многие терпят поражение в любовных баталиях из-за незнания топографии: нельзя идти на приступ в утренние часы или в слишком светлой комнате. Одноцветные кресла и диваны не годятся. Хуже всего ренессансный стиль. Так себе ампир. Лучше всего подойдет ориентальный стиль: персидские ковры, очень низкие арабские диваны с беспорядочно разбросанными по ним пестрыми подушками, тусклые светильники, источающие ароматы благовоний. У такого рода помещений имеется один существенный недостаток: в них, как правило, не предусмотрены запирающиеся двери, а мягкие ковры, покрывающие пол, потворствуют любопытству домочадцев и, следовательно, вызывают в вас страх быть застигнутыми врасплох. Необходимо, таким образом, либо подкупить горничную, либо пробудить у женщины любовь к опасности. Если это не подействует, то постарайтесь уговорить женщину услать домашних куда-нибудь подальше.

В общем, нужно сделать так, чтобы женщина даже не догадывалась о наших коварных приготовлениях. Однако бывает и так, что женщина, осознав вдруг всю безупречность вашего стратегического плана, внезапно смущается, отступает и сдается на милость победителя с очаровательной покорностью, освобождающей от любых угрызений совести.

Несколько лет назад я ухаживал за одной красивой и элегантной полькой, которую почти никогда нельзя было застать дома одну. Время шло, а я терпел одно поражение за другим. Два раза какой-то миг отделял меня от окончательной победы; то есть после тщательно подготовленного и молниеносного поцелуя красавица находила в себе силы высвободиться, вскочить на ноги и нажать кнопку электрического звонка. Появляется горничная с иронической полуулыбкой и трепещущими ноздрями красивой бедной обитательницы Трастевере ^[7]: «Мария!.. Подай чаю!» Я пью чай, чинно разглагольствую о дурацких романах Ромена Роллана ^[8], затем бросаю на прощание пару кисло-сладких фраз и ухожу.

Два месяца спустя я узнаю, что моя прелестница после полудня будет дома одна. Я ожидаю, сидя в засаде в экипаже у дверей. Перехватываю возвращающуюся домой горничную, вхожу вслед за ней, уговариваю ее, плачу ей и прошу доложить обо мне. После ожесточеннейшей бомбардировки огненными фразами решительно бросаюсь в рукопашный бой. Однако в этот раз решающее сражение разворачивается в нескольких метрах от кнопки электрического звонка. При неминуемой угрозе поцелуя ее томный, искрящийся смехом взгляд с надеждой обращается к звонку. «Вы невероятная трусиха!» – бормочу я, целуя ее. Бросок, она высвобождается и принимается звонить. Я замираю на месте с удрученным видом и со скрытой иронией в глазах.

Дзиииинь – горничная не идет. Дзиииинь – безмерное изумление моей красавицы. «Она ушла! Должно быть, с поручением». – «Это невозможно!..» – «Пойду посмотрю». – «Я тоже пойду». – «Нет, оставайтесь здесь». Она выходит. Я следую за ней. «Должно быть, она на кухне!» – «Не может быть, она же не глухая! Она в спальне! Не входите! Да! Нет! Что вы делаете? Нет!» – «Ты мне нравишься!.. Я тебя люблю… Ни о чем не думай!.. О, какие восхитительные, божественные уста!..» – «Нет, нет. К чему это все? Это безумие! Я не хочу». – «Любимая, любимая, любовь моя!..» (Флейты, кларнеты, кипение разгоряченной крови, нервная дрожь и радостный трепет всех мускулов, как у офицеров во время трапезы в укрепленной крепости, пока бессонные часовые бдят под луной…) – «Злой, вы все это заранее подготовили! Я прогоню прочь Марию!» Глаза прекрасной польки искрились изумлением и восхищением моей хитрой стратегией.