История русской балерины - Анастасия Волочкова Страница 5

Дополнительные занятия начинались поздно вечером, и каждое мое движение отражалось в оконном стекле. Но стоило мне начать выполнять те же упражнения с другой ноги, как я оказывалась спиной к окну и уже не могла видеть своего отражения. Приходилось полагаться на внутреннее чутье.

Настоящим праздником стал момент, когда родители смогли накопить денег, достаточных для приобретения большого зеркала: пространство, на котором проходили занятия, качественно изменилось и казалось мне настоящим балетным залом или даже балетной студией, которой я очень гордилась и дорожила.

В череде каждодневных занятий минул первый класс. Оценка «три условно» позволила мне перейти во второй. Так моя первая цель – остаться в Вагановской школе – была достигнута. Первая планка. Первая высота! В прямом и переносном смысле. Дело в том, что моя учеба до отборочных курсов была связана именно с высотой балетной палки. И я настолько хорошо помню себя в постоянной работе и эту балетную палку у нас дома, которая по мере моего роста с каждым годом поднималась все выше! А результаты становились все лучше.

На экзамене по классическому танцу за третий класс я уже получила четверку с плюсом – самый высокий балл в нашем классе. Нужно ли говорить, какая это была огромная победа! Моя и Эльвиры Валентиновны. К тому же этот экзамен был еще и отбором в средние классы. Возглавлял комиссию, как обычно, Константин Сергеев. Меня переполняла гордость от сознания, что я не подвела Константина Михайловича, поверившего в меня. И я была безмерно счастлива.

Однако уже на следующий день меня ожидало сильное потрясение. Неожиданно оказалось, что я потеряла всех своих подруг. Все отвернулись от меня. Ни одна из них не захотела даже поздороваться. Мне был объявлен бойкот. Тогда я страшно переживала. Я не могла понять, в чем моя вина. А дело было в том, что вмиг вместо слабой, готовой к отчислению ученицы я превратилась для них в серьезную соперницу. Это был первый жизненный урок: коллеги не могут простить успех даже в таком юном возрасте.

В ужасном отчаянии я бросилась домой к своему верному и надежному другу – маме. Она всегда могла не только успокоить и утешить меня, но как-то очень просто и ясно все мне объяснить. И в тот момент мама спросила меня: «Чего бы ты хотела больше: быть всеми любимой в классе, но самой слабой и безнадежной в учебе или стать лучшей ученицей этого класса, но потерять своих подруг? И потом, разве можно называть друзьями тех, кто не в состоянии пережить твой успех, не может порадоваться вместе с тобой?»

Эти слова все расставили по своим местам.

Здесь мне хочется рассказать об одном трогательном моменте, связанном с моей мамой.

Тогда в нашей стране был дефицит во всем, даже наши балетные купальники трудно было найти в магазинах. Моя мама покупала в Эстонии маечки из очень хорошего трикотажа и потом вручную перешивала их в балетные купальники. И надо сказать, что они у нее получались как-то очень «фирменно» и красиво. Мне казалось, что у меня лучшие на свете купальники. Эти воспоминания касаются моих младших классов.

В средних классах (четвертый и пятый) я уже училась у Зинаиды Сергеевны Петровской. Она была прекрасным педагогом и очень добрым, заботливым человеком. С Зинаидой Сергеевной у меня сложились очень теплые отношения. Я очень благодарна ей за два самых спокойных года в училище. Эти годы позволили мне обрести уверенность в себе и накопить силы для подъема на следующую ступень.

В качестве производственной практики меня сразу же заняли в первом в моей жизни «взрослом» спектакле – «Щелкунчике». Я исполняла роль Луизы, сестры Мари, впервые танцевала на сцене Мариинского театра. Тогда ко мне вернулось совсем юное воспоминание, только на этот раз я уже ощущала себя приобщенной к возникающему на сцене Волшебству. И еще я испытала новое для себя ощущение, когда на тебя все смотрят с восхищением, как на Королеву. И это действительно упоительно. Хотелось, чтобы зрительский взгляд задерживался на мне как можно дольше. Пожалуй, в тот момент, когда я впервые вышла на сцену Мариинского театра, появилась уже взрослая, осознанная цель – стремиться к самым большим высотам. И я понимала, что первые шаги сделаны, у меня уже есть от чего отталкиваться, есть надежда и возможность достичь самой высокой ступени.

Оценка «отлично» по классическому танцу – нечто заоблачное, самая заветная мечта воспитанницы балетного училища. Я ощущала ее как свою огромную победу и как великую заслугу моей дорогой Зинаиды Сергеевны. За этой победой последовала и награда. Меня взяла в свой класс величайшая балерина XX века, легендарная Наталия Михайловна Дудинская.

Работа с Наталией Михайловной и общение с ней стали для меня не только школой балетного мастерства, но и школой жизни. Она воспитывала в нас ту же беззаветную преданность балетному искусству, какой требовала от своих учениц Агриппина Ваганова.

Моя одержимость и способность работать в полную силу, не жалея себя, импонировали Наталии Михайловне. Я чувствовала ее особое внимание к себе и дорожила ее доверием.

Дудинская была очень требовательным и строгим педагогом. Известно, что ее уроки и те упражнения, которые она нам задавала, опережали школьную программу по своей сложности. Мне было необходимо прийти за час до урока Наталии Михайловны, чтобы подготовить свое тело к серьезной работе. Эта потребность «разогреваться» осталась у меня до сих пор.

Я считаю себя благодарным человеком. И для меня были бесценны доверие Дудинской, ее вера в мои силы. Я считала, что должна, обязана еще больше работать, чтобы оправдать такое доверие.

А вот на уроках дуэтного танца, которые вел Владимир Сергеевич Десницкий, очень хороший педагог и друг Дудинской, я узнала маленькие хитрости работы с партнером, где все зависит от приема и подачи балерины. Как следует оттолкнуться, взлететь и держать тело в напряжении, в компактной позиции, чтобы партнер практически не чувствовал твоего веса. Кстати, еще и поэтому мне впоследствии были смешны и обидны кривотолки о моих якобы неподходящих для классического балета параметрах. Смешно было слышать подобные слова от профессионалов балета, которые как никто разбираются в тонкостях происходящего на сцене. Обидно же было за человеческое лицемерие, создающее у непосвященных ложные впечатления о том, кто и как имеет право танцевать в балете. Собственно говоря, теперь это уже неважно…

А еще, конечно, вспоминается переход с мягких балетных тапочек на пуанты. Маленькие балерины начинают привыкать к пуантам со второго полугодия первого класса. И последствия новых занятий – стертые в кровь пальчики и намятые ножки. На первом уроке нас учили, как правильно пришить ленточки к пуантам, как правильно размять балетную туфельку и стельку, как разбить молоточком половину пуанта, чтобы сделать его более эластичным и подходящим к ножке.

Каждая балерина приспосабливает пуанты по своей ножке. Иногда подрезается пяточка, точнее, шов на ней, для того чтобы пуантик более глубоко сел и охватывал стопу. Зачастую для девочек, у которых слишком большой подъем (чего не было у меня), делают специальные перетяжки линии подъема ниточками. Это отчасти похоже на шнуровку на кроссовках, только делается она с помощью толстых ниток. В нынешнее время уже можно купить специальные подкладки для пуантов американского и английского производства из силикона или геля. А раньше для того, чтобы хоть немножко смягчить трение, мы подкладывали в пуанты вату или полиэтиленовый мешочек, сложенный в несколько раз. Не могу сказать, что это помогало, – пальцы все равно сбивались в кровь, тем не менее, осознание того, что я могу стоять на пуантах, вызывало в моей душе такое вдохновение, такой энтузиазм, что я очень быстро привыкла не обращать внимания на боль. Даже наоборот, при виде проступившей сквозь пуанты крови меня охватывала какая-то необыкновенная гордость и ощущение абсолютной преданности искусству балета.