Три с половиной ступеньки - BANIFED Страница 5

– Записали, куда и просился – в войска связи, а вот конкретного места никто не говорит, наверное, это военная тайна, – иронизировал он. – Мой старший брат хорошо знаком с военкомом, тот обещал направить меня в войска связи или в подразделения, связанные с радиотехникой. Не знаю, как все сложится, но я внутренне готов к службе. Конечно, сегодня мне трудно что-то говорить конкретно, но я надеюсь, что не пропаду в наших доблестных войсках! Вы понимаете, что можно попасть на службу к белым медведям, например, и ничего интересного не увидеть за два года, но ведь нужно надеяться на лучшее. Из друзей, которые уже служат, двоим повезло. Может, помните Валика Сорокина, он так вообще в Воронеже служит, Сергей Рыжков – в Подмосковье, а про остальных ничего не могу сказать. Думаю, и остальных одноклассников в эту осень «загребут».

– Ясно, Коля. А есть у тебя девушка? – хитро прищурив глаза и наклонив в сторону голову, неожиданно спросила Ольга Николаевна.

– Не знаю, как и ответить, – засмущавшись и покраснев, ответил Николай. Сделав короткую паузу, продолжил: – Дружили почти два года, но вот уже больше месяца не общаемся, поссорились. Она работает в Нововоронеже, а живет у брата в Колодезном. Иногда приезжает домой на выходные, но у нас как-то не получается встретиться. И сегодня тоже нет возможности повидаться, я даже не знаю, где точно она живет. Одним словом, все сложилось глупо, и похоже на то, что это не моя судьба.

– Понимаю тебя, но ты не огорчайся, – сказала она, – напишешь письмо на домашний адрес и все проблемы утрясете со временем. Возможно, как раз все складывается хорошо, потому что разлука поможет вам разобраться в чувствах и проверить, насколько они истинны и крепки.

– Да уж, проверка на два года, – с грустными нотками в голосе произнес он. И тут же, как будто спохватившись, бодро добавил: – Хотя надо верить в лучшее! Извините меня, но я должен идти, уже и смеркаться начинает, а мне еще целый час «пилить» до дома. Спасибо вам за все!

– Ну, благодарить меня совершенно не за что, если вспомнишь обо мне, то напиши коротенькое письмо, куда попал, и вообще о себе. Мне будет приятно получить весточку от тебя и узнать, как сложится твоя жизнь в дальнейшем, – с приятной улыбкой и с неподдельной искренностью продолжила: – Мне трудно тебе объяснить, да это совершенно не нужно, но в моей памяти ты был и останешься навсегда приятным человеком, в тебе есть нечто такое, чего нет в других, и мне всегда было приятно чувствовать это «нечто» с твоей стороны. И… – она, сделав два шага, приблизилась к нему и протянула ладонь для рукопожатия. Но, словно о чем-то передумав, совершенно неожиданно для него положила ту руку на плечо и, приподняв голову, своими красивыми губами коснулась его губ. Тот поцелуй длился секунды, но его красота, тепло и чувственность через нервные рецепторы передались сердцу, и он на многие-многие годы отложился в ячейках памяти.

– Счастливо тебе, – глядя в глаза, говорила она с легкой волнующей ноткой в голосе. – Отслужи и возвращайся к нам. Удачи!

– Я… я… напишу вам, – с дрожью и волнением в голосе ответил он. – Спасибо и до свидания, Ольга Николаевна!

– До свидания! Удачи, Коля! – улыбаясь и сияя блеском глаз, сказала она.

Он вышел из серого здания районного комитета комсомола с взволнованным сердцем, но в приподнятом настроении, улыбаясь самому себе и думая о столь неожиданной и приятной встрече с любимой учительницей. Ее искренность и дружелюбие вызвали в нем волну необычайного душевного подъема и окрыленности. Но он тогда не знал, что это была их последняя встреча. И хотя, находясь в армии, он несколько раз порывался написать ей письмо, но как-то все складывалось так, что он этого так и не сделал. Но память о ней и ее поцелуе он сохранил навсегда и всегда говорил, что девушкой, которая проводила его в армию, была его учительница по литературе – Каширина Ольга Николаевна…

Когда он вернулся домой, стол мать уже практически накрыла. Его ожидали немногочисленные друзья. Так как была середина недели, то многие из тех, с кем он дружил, работали в Нововоронеже или в Воронеже, и о том, что его забирают в армию, естественно, никто не знал. Не знал и брат Александр, работающий на Нововоронежской АЭС. Из девчонок тоже никого не было, только уже позже, когда вечеринка была в разгаре, зашла одноклассница со своей подружкой.

Еще не садясь за стол, выпили по символической стопке домашнего самогона. Его лучший друг, Витян, предложил свои услуги парикмахера. Николай сел на табурет, предварительно раздевшись по пояс, и, накинув на плечи развернутую газету «Труд», смиренно отдался в руки товарища. Под шутки и подковырки окружающих его длинные космы светлых волос пучками начали сваливаться на пол. В это время вернулся с работы старший брат, Сергей, он работал на автобазе в Левой Россоши водителем. Сразу понял, в чем дело, хотя был удивлен известием, что наутро брату в отправку. Возможно, приятная встреча с учительницей, возможно, сам эффект неожиданности, но Николай весь вечер был в приподнятом настроении и весь вечер шутил и балагурил. Одним словом, вечер проводов прошел скромно, без лишнего веселья, но в тоже время достаточно тепло, по-домашнему. Около одиннадцати вечера все гости разошлись. К сожалению, для семьи вечер на этом еще не закончился и продлился далеко за полночь. Родители поссорились и стали выяснять между собой отношения.

Николай лежал в постели, стараясь не слушать те слова, которые родители выливали друг на друга, но при такой реальности было трудно думать о своем. Уже старший брат не выдержал, встрял в ссору и накричал на них, просил, чтоб те успокоились и дали возможность всем отдохнуть. Призывал к совести, напоминая, что Коле нужно выспаться нормально перед дальней дорогой… А Николай думал о том, что он приложит все усилия, чтобы в этот дом больше не возвращаться. Слушать эту постоянную ругань он больше не в силах, и это хорошо, что его забирают в армию.

Так толком и не поспав, встав в шесть утра, они вместе с матерью собрали сумку в дорогу. По опыту старших братьев, надел одежду, которую не жалко будет выбросить при получении солдатской формы. Куртку взял не свою, а младшего брата Димки – у него она была изрядно заношена. Проснулись все, кроме самого младшего, Юры. Дима пытался его поднять, но тот не хотел вставать. Позавтракали, родители благословили, и все присели, по старому русскому обычаю, на дорожку. Николай подошел к спящему Юре, потеребил легонько за плечо и сказал:

– Ну, Юрок, я уезжаю, ты уж тут присматривай за всеми, учись хорошо и за порядком следи, помогай матушке!

– Хорошо-хорошо, – пробормотал он, не открывая глаз.

– Ну, будь, – улыбаясь недовольству младшего любимчика, сказал Николай. Понимая, что в одиннадцать лет трудно понять значимость момента и расставания.

Расцеловался с родителями, мать запричитала, а отец, как всегда, на нее забурчал:

– Да будя выть-то, будя!

– Ну все, идите в дом, холодно, – обращаясь к родителям, сказал Николай. – Да поменьше скандальте тут!

Он решительно развернулся и, подойдя к кабине ЗИЛа, потянул ручку дверцы на себя, бодро вскочил на ступеньку и, не оборачиваясь, плюхнулся на сиденье.