Закон о детях - Иэн Макьюэн Страница 5

– Не я готова разрушить наш брак.

– Это твое мнение.

Он произнес эти три слова рассудительно, запустив их в дупло ее неуверенности, зная, что в любом сложном конфликте она склонна сомневаться в своей правоте.

Он осторожно глотнул виски. Он не собирался отстаивать свои потребности в пьяном виде. Он будет серьезен и рассудителен – она предпочла бы, чтобы он был скандально неправ.

Глядя ей в глаза, он сказал:

– Ты знаешь, что я тебя люблю.

– Но хочешь кого-нибудь помоложе.

– Я хочу половой жизни.

Тут бы ей дать ласковые обещания, привлечь его к себе, извиниться, что была занята, или устала, или была неотзывчива. Но она отвела взгляд и ничего не сказала. Она не собиралась обещать из-под палки, что оживит их постельные отношения, к которым не испытывала сейчас вовсе никакой тяги. Тем более подозревая, что он уже сошелся на стороне. Он не потрудился это отрицать, а она не желала спрашивать еще раз. Не только из гордости. Она страшилась ответа.

– Ну, – сказал он после долгой паузы. – Ты согласна?

– Под дулом пистолета?

– В каком смысле?

– Или я исправляюсь, или ты идешь к Мелани.

Она полагала, что он прекрасно понял смысл ее слов, но хотел услышать, как она назовет вслух имя женщины, чего она до сих пор избегала. При этом имени в лице его что-то дрогнуло слегка или напряглось – беспомощный маленький тик чувственного возбуждения. У нее вдруг закружилась голова, словно упало и тут же подскочило давление. Она села в шезлонге и опустила на ковер лист с текстом решения.

– Вопрос стоит не так, – сказал он. – Слушай, попробуем взглянуть с другой стороны. Поставь себя на мое место, а меня на свое. Как бы ты поступила?

– Я не стала бы искать мужчину, а потом вступать с тобой в переговоры.

– А что бы ты сделала?

– Я бы выяснила, что тебя беспокоит. – Собственный голос звучал официально в ее ушах.

Он картинно протянул к ней обе руки.

– Отлично! – Сократический метод. Без сомнения, он использовал его со студентами. – Так что же тебя беспокоит?

При всей глупости и нечестности диалога это был единственный вопрос, и она на него напросилась, но Джек раздражал, раздражала его снисходительность, и она не ответила, а посмотрела мимо него на рояль, к которому почти не подходила две недели, на фотографии в серебряных рамках, расставленные на нем как в загородном доме. Обе родительские пары, от дня свадьбы до нынешней старости, его три сестры, ее два брата, их мужья и жены, нынешние и бывшие (они, проявив нелояльность, никого не убрали), одиннадцать племянников и племянниц и тринадцать, в свою очередь, их детей. Жизнь разрослась до целой небольшой деревни на крышке рояля. В этом они с Джеком не поучаствовали никак, если не считать семейных сборов, почти еженедельных подарков на дни рождения, разновозрастных отпусков в недорогих замках. У себя в квартире они принимали многих родственников. В конце прихожей был глубокий стенной шкаф с раскладушкой, детским стульчиком, манежем и тремя корзинами с покусанными и полинялыми игрушками, дожидавшимися следующего прибавления. А этим летом ждал их решения замок в десяти милях к северу от Аллапула. Скверно отпечатанная брошюра обещала действующий подъемный мост надо рвом и подземелье с крюками и кольцами на стене. Вчерашние пытки захватывающе действовали на молодняк. Она опять вспомнила средневековую фразу «семь недель и один день» – период этот начался с заключительной стадии дела о сиамских близнецах.

Вся жуть, и жалость, и сама дилемма были запечатлены на фотографии, показанной судье и больше никому. Новорожденные сыновья ямайско-шотландской четы лежали валетом в реанимационной кровати, опутанные трубками системы жизнеобеспечения. Они срослись в области таза, у них был общий торс, и растопыренные ноги торчали под прямым углом к позвоночникам, наподобие морской звезды. Метр, прикрепленный сбоку к инкубатору, показывал, что этот беспомощный человеческий сросток имеет в длину шестьдесят сантиметров. Их позвоночники у них срослись у основания, глаза были закрыты, четыре руки подняты – они сдавались на милость суда. Их апостольские имена – Мэтью и Марк – не способствовали трезвой оценке ситуации некоторыми участниками. Голова у Мэтью была раздутая, уши – просто ямки в розовой коже. Голова Марка в чепчике новорожденного – нормальная. У них был один общий орган – мочевой пузырь, большей частью размещавшийся в брюшной полости Марка и, как отметил консультант, «опорожнявшийся свободно и самопроизвольно через две отдельные уретры». Сердце у Мэтью было большое, но «едва сокращалось». Аорта Марка соединялась с аортой Мэтью, и сердце Марка работало на обоих. Мозг Мэтью был сильно деформирован и несовместим с нормальным развитием, в его грудной полости не было функциональной легочной ткани. Как сказала одна из медсестер, «ему нечем кричать без легких».

Марк сосал нормально, питаясь и дыша за двоих, делая «всю работу», и потому был ненормально худ. Если оставить все как есть, сердце Марка рано или поздно не справится, и оба умрут. Мэтью вряд ли проживет больше шести месяцев. Он умрет и заберет с собой брата. Лондонской больнице срочно требовалось разрешение разделить близнецов, чтобы спасти Марка, у которого был шанс стать нормальным здоровым ребенком. Для этого хирургам надо было пережать, а затем перерезать общую аорту и тем самым умертвить Мэтью. А затем уже приступить к сложным восстановительным операциям на Марке. Любящие родители, набожные католики, отказались разрешить убийство. Бог дал жизнь, и только Бог может ее отнять.

В памяти жил и мешал сосредоточиться ужасный долгий гам, вопли тысячи автосигнализаций, тысячи исступленных ведьм, придававшие реальность заезженной фразе: «кричащий заголовок». Врачи, священники, теле– и радиоведущие, газетные комментарии, коллеги, родственники, таксисты – у всех в обществе было свое мнение. Детали истории были захватывающие: трагедия младенцев, добросердечные, серьезные, красноречивые родители, обожающие друг друга и своих детей, жизнь, любовь, смерть, время не терпит. Хирурги в масках против веры в сверхъестественное. Что до спектра мнений, на одном краю – прагматичная светская позиция с презрением к юридическим тонкостям и с простым моральным уравнением: один спасенный ребенок лучше двух мертвых. На другом – не только твердо убежденные в существовании Бога, но и уверенные, что понимают Его волю. В начале своего решения процитировав лорда судью Уорда, Фиона напомнила сторонам: «Этот суд – суд закона, а не морали, и задачей нашей было найти, а долгом – применить соответствующие принципы закона к данной ситуации – ситуации, не имеющей аналогов».

У этого мрачного спора был только один желательный, то есть менее нежелательный исход, но законный путь к нему был нелегок. В спешке, под шум общественности, ждущей решения, Фиона за неполную неделю и в тринадцати тысячах слов проложила приемлемый маршрут. По крайней мере, его счел таковым еще более стесненный во времени Апелляционный суд – на другой день после того, как она вынесла решение. Не может быть никаких оснований для вывода, что одна жизнь стоит больше другой. Разделить близнецов – значит умертвить Мэтью. Не разделить – убить обоих в результате бездействия. Юридический и моральный выбор крайне ограничен, и приходится выбрать меньшее из зол. И все же судья обязан максимально учесть интересы Мэтью. Ясно, что это не смерть. Но и жизнь – вариант исключенный. У него рудиментарный мозг, отсутствуют легкие, не работает сердце, возможно, он испытывает боль и обречен умереть, причем скоро.