Тайные сады Могадора - Альберто Руи Санчес Страница 5
Тайные сады Могадора - Альберто Руи Санчес читать онлайн бесплатно
Ее смуглая, шелковистая кожа контрастировала с выцветшими, блеклыми стенами спальни. Очевидно, каждый, у кого в руках оказывалась эта фотография, умолял ее вскинуть руки, чтобы насладиться чарующими изгибами ее тела. Она их едва поднимала, немного отводила в сторону, крепко сцепив пальцы. Глаза, тоже в профиль, опущены долу. Да, она открывает нам тело, нашему взору, но ее взгляд остается стыдливым и недоступным, этот взгляд ее оберегает.
А ее улыбка? Ее улыбка, полная лукавства и обещания грядущих наслаждений. Как часто тогда она одаривала меня этой улыбкой! Да, тогда я понимал, что ее нагота не была ни скромной, ни вызывающей. Ни робкой, ни циничной. Ее нагота была такой же, как ее улыбка: прерывистой вибрацией изящества и искушения.
Фотография пленила мое воображение, до бесконечности расширив мою влюбленность. Вновь и вновь я поддавался очарованию мира чувственных парадоксов, когда нагота женщины не казалась наготой, поскольку была скрытой татуажем, и особенно когда эта женщина двигалась. Женщина, спеленатая многослойными покровами одежд, только глазами и может вскрикнуть, а обнаженная прячет взгляд внутрь себя самой. Туда, где сады сокрыты тайной, где они сами — тайны и где тайны сокровенного блаженства — сады: эль-Рьяд души и тела.
Спросил ее, когда сделана фотография. Бросила в ответ эту свою колдовскую улыбку, змеиную улыбку, улыбку змея-искусителя, и все. Не ответила, смолчала. Раззадоренный молчанием, спросил еще раз и еще. И лишь тогда ответила:
— Это не я. Моя бабушка. Ее звали, как и меня, Хассибой. Но судьба ее была еще тяжелее моей. Быть может, тебе будет интересно узнать о ней. Когда моя мама скончалась, бабушка стала для меня всем в этой жизни. Ее слово — мое прибежище, ее взгляды — мой кругозор. И когда кто-то хочет сказать, мол, я капризная или делаю что-то, что им не по нраву, говорят: вылитая бабушка. Она заронила в меня это зерно: я — особенная. А еще она заронила страсть к садам моего отца. Она была настоящая охотница за орхидеями. Оттого-то она и была в постоянном поиске. Говаривала, среди цветов самый обольстительный — орхидея. Он так похож на людей и на культуру, что хотят привить всему миру. Бабушка жила на два дома, где-то между воротами в Могадор и горняцким поселком Аламос в мексиканской пустыне Сонора, откуда родом был мой дед. Какое-то время они жили в Гранаде. Там, на извилистых склонах Альбасина, появился Кармен — террасный сад с видом на Альгамбру. Моя бабушка Хассиба умела рассказывать истории, как никто другой, записывала или переписывала некоторые из них. По большей части она их рассказывала вслух. Я сохранила много ее вещей и почти все ее записи. Как-нибудь потом тебе их покажу. У меня много фотографий. Но только на этой мы похожи как две капли воды.
Когда Хассиба рассказывала о бабушке, глаза ее блестели. Я понял: оставить себе на память именно эту фотографию невозможно, даже если бы я ее об этом попросил. Единственное, уговорил ее вместе зайти в портовое фотоателье, чтобы напечатать копию.
— Так и быть, — сказала Хассиба с усмешкой, — будешь обладать мной, не обладая мной. Я стану призраком в образе моей бабушки. И только ты сможешь понять это. Отныне стану для тебя новой мечтой, грезой, которую ты вытянешь из фотографии, что появилась задолго до нашего рождения. И эта фотография станет только нашим эль-Рьядом, сокрытым во времени, когда нас еще не было. Волшебный сад в твоих глазах. И только ты сможешь разглядеть меня там, где меня нет.
Хассиба снова смогла меня изумить, открыв, что эль-Рьяд, который я уже успел узнать, — только исток, начало другого сада, значительно большего, просторного, переполненного удивительными чудесами. Сказала, я недостаточно внимателен, чтобы все осознать в полной мере. А мне, напротив, казалось, я подмечаю мельчайшие детали и неторопливо вкушаю наслаждение от всего увиденного в ее эль-Рьяде. Но она объяснила мне: только лишь глазами сады Могадора не постигаются.
— В садах других городов правит перспектива, и во многом именно в ней и сосредоточена вся суть и смысл сада. Так, в английских парках мнимая естественность, а во французских подчеркнутая геометрическая строгость первыми предстают взгляду, выходят на авансцену. Этот сад Могадора предназначен не только взгляду, он создан для того, чтобы ощущать его всеми чувствами без изъятия. Всё: и ароматы, и легкие прикосновения — откроется тебе не только под беглым взглядом. И шорохи, и звуки, и даже вкусы.
Ответил ей, что ее сад и она сама изысканно взыскующи и требовательны. Но мне хотелось бы погрузиться в пучину, бездну именно этого сада. Меня не оставляло ощущение, что блуждание по нему — некий обряд инициации, священный обязательный ритуал, пройдя который я получу право обладать ею.
— Если хочешь, воспринимай это так. Знай, все женщины и все мужчины — все мы создаем собственные ритуалы влюбленности. Никто не отдается страсти прежде завершения ритуала. Кому-то необходимы особые слова, сладкие, нежные или грубые, поцелуи, мимолетные или долгие, чувственные, кому-то особая манера обнажаться, медленная, тягучая или, наоборот, молниеносная, дикая, кто-то требует редких, пышных одеяний, зеркал, прикосновений, массажа… Вплоть до того, что ритуалом становится его полное отсутствие. Так, ритуал влюбленных рук Могадора всегда назывался «полым, пустым ритуалом» или «кратчайшим путем». Этот сад, быть может, долгий путь ко мне. Или к тебе.
* * *
Через древнюю деревянную дверь, украшенную резьбой и стальными заклепками, можно было проникнуть внутрь дома Хассибы. Мы бесконечно долго шли запутанными проходами, крохотными коридорчиками, которые, казалось, вились и закручивались в причудливую спираль, переплетаясь между собой. Проходы, выложенные сверху донизу изразцовой плиткой, окончательно сбивали с толку. Попадая в это колдовство, телесные ощущения мгновенно и безоговорочно подчинялись, сдавались на милость этого нового, непривычного магнетизма.
Затем следовал внутренний двор, патио. Он открывал пространство чистых небес, вырываясь из четырех стен, из замкнутости комнат и спален. Новое, непривычное восприятие чувств: самые потаенные, интимные уголки жилища открыты всем ненастьям и ветрам. Все, что скрывалось внутри, нарочито выставлялось наружу, и все, что было снаружи, врывалось внутрь. Четыре комнаты по углам с патио по центру образовывали слитное, неразделимое единство. Словно созревший, растрескавшийся до самой сердцевины плод.
Все стены сверху донизу покрыты геометрическим орнаментом изразцовых гипсовых плиток. Должно быть, долгие часы искусно собирался рисунок, прежде чем обрести законченный вид. А долгое путешествие взгляда нигде не находило точки покоя, в которой можно было бы остановится и перевести дух.
В жидком сумраке одного из уголков патио открылся новый лабиринт проходов, которые вели в другой дворик, заполненный цветами, деревьями, кустами, — эль-Рьяд отца Хассибы.
Всякий раз, когда оказывался я в этом внутреннем саду, он представал передо мной в новом, непривычном обличье. Словно был не садом, а одной из тех волшебных книг, о которых нашептывают сказители историй, эль-алаки, на базарной площади Могадора. Книг, которые рассказывают разные истории. И все зависит только от того, кто раскрывает волшебную книгу и в какой час он делает это. Вначале сад привиделся мне похожим на сердцевину цветка, где лепестками были и сами комнаты дома, и даже городские стены, там, снаружи. Потом эль-Рьяд предстал предо мной по-новому: словно карта мира. Длинные канавки делили сад на четыре части, и каждая казалась одной из четырех сторон света. И в каждом краю росли свои, отличные от всех прочих растения, словно четырежды различался климат эль-Рьяда. По центру, словно пуп земли, бил фонтан. Истекал четырьмя говорливыми струями. Журчали на разные голоса, как будто вдруг, изредка старались спеть в унисон и сразу, без остановки и паузы, принимались выводить каждый свою песню, с собственным ритмом, высотой и напором.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments