Аргидава - Марианна Гончарова Страница 5

Мирочка, добрая подружка, потрусила за своей Марусей, забегая вперед и заглядывая ей в заплаканную физиономию, приговаривая:

– Ну что ты плачешь, знаешь, как там было страшно, ты бы там очень испугалась.

– Да-а?! – склочно выла Машка. – Ты же не испугалась?! Раюня же не испугалась? Чего бы это было мне бояться, когда все вместе?!

– Все равно страшно. Вроде все вместе, а каждый боится поодиночке. Между прочим, Раюня вообще шла с закрытыми глазами, я держала ее за руку.

– А ты? – шморгнула Маша носом. – Ты тоже боялась?

– А я… – Мирочка, умная, рассудительная Мирочка, помолчала и тихо добавила: – Я должна была себе доказать.

Мирочка тогда наотрез отказалась показать Машке, где находится вход. Намекнула только, что недалеко, что вниз ведет лестница с перекладинами как будто в обычный подвал, а потом в стене оказалась и открылась тяжелая разбухшая дверь на ржавых петлях. И, перед тем как в нее войти, каждому из участников испытания дали плоский огарок парафиновой свечи, нести его надо было на сложенных вместе, как для крестного знамения староверов, указательном и среднем пальцах, чтобы не обжечь руки, и огарок мог погаснуть в любой момент. С этим вот огарком в пальцах одной руки и Раюниной мокрой от страха лапкой – в другой Мирочка шла по специально нарисованному на клочке бумаги маршруту. (Машка скулила, всхлипывала, но внимательно прислушивалась к Миркиному рассказу. «Карта! Специально нарисованная карта! А меня, Машу, не взяли!») Они шли прямо, потом вправо, потом влево, потом опять вправо пригнувшись, а ход становился все уже и ниже («Не взяли!!!»), и только потом, протиснувшись боком, почти ползком они попали в большое сводчатое помещение с грубо сбитым деревянным столом по центру, на нем стояла керосиновая лампа и несколько высоких парафиновых свечей в плошке. За столом сидел забравшийся туда заранее Вовця Марущак и ставил в специальном списке птички, мол, дошла и не пикнула, испытание прошла. И на вопросы, был ли это тупик, а если не был, куда вел ход дальше, Мирочка пожала плечами. Тогда ей было не до вопросов. Мирочка доказывала себе, отвечала за Раюню и вообще – было довольно страшно. («Ну вот, – думала Маша и опять всхлипывала, – она так и не узнала, идет ли куда-то дальше этот подземный ход. Если бы меня взяли, я бы узнала!») И на вопросы, для какого такого тайного общества, для каких таких героических дел проходили эти испытания не взявшие Машку с собой дворовые друзья, Мирочка так и не смогла дать вразумительного ответа, потому что компания больше туда не собиралась и ничего такого тайного совершать не предполагала. По-видимому, фантазии Вовци Марущака на большее, чем само испытание, не хватило. Но много лет Маша помнила, что ее не взяли и что она «должна доказать».

Именно Миркина фраза «Доказать себе» успокоила Машу, она вытерла слезы и сопли, она мысленно тоже дала себе слово «до-ка-зать». Что? Как «что»? То же самое, что и Мирочка. И что-то еще, что сформулировать тогда для себя не смогла. Тайна подземного хода была страшно притягательна. У Машки было предчувствие, что это подземелье еще сыграет в ее жизни важную роль. Какую, она тогда не знала, но интуиция, ее верный напарник и друг, никогда не подводила, не разочаровывала и не обманывала.

Ах, есть такое загадочное слово «серендипити». И тот, кто понимает, что это такое – умение видеть и читать знаки, предвидеть, предугадывать события, – живет гораздо интересней, чем те, кто просто плывет по течению, равнодушно оглядывая зеленые или скалистые берега.

Собиралась «доказывать себе» Маша очень долго. Много лет. И обижалась тогда долго. Тем более что дала слово молчать и не подавать виду. Поэтому ей приходилось быть приветливой со всеми своими бывшими верными друзьями со двора, звать их на дни рождения и на «украшать елку», выносить бадминтонные ракетки и папин роскошный баскетбольный мяч, давать покататься свой велик и даже свои двуполозные коньки, на которые встал и покатил, не надо даже держать равновесие – они сами держат.

Терпения Маше было не занимать. Наконец окольными путями она выяснила, что организовал все именно Вовця Марущак, самый старший из их дворовой компании, что именно у него оказались большие ржавые ключи от входа в подземелье. И опять же, приложив максимум дипломатических способностей, а также с помощью подкупа (баскетбольный мяч, шоколадка «Аленка», спортивная скакалка) Маша выяснила, что подземный ход начинается под архивом. То есть практически рядом с домом. Опять же поняла Маша, вход был где-то снаружи, иначе в него не смогло бы пройти так много ее друзей (бывших друзей, «меня, Машу, не взяли!»).

Потом другие подружки, включая и Мирочкину сестру Раюню, делали попытки рассказать Машке про испытание подземельем, но она каждый раз пресекала их поползновения. Во-первых, чтобы эти дуры не нарушили клятву. Во-вторых, чтобы это как-то не повлияло на ее собственное обещание про музыкальный слух и подарки от всех-всех, особенно если щенок, а в-третьих, ей уже было интересно расследовать все самой и найти люк.

И она нашла.

Спустя два года, зачеркивая в своем тайном списке подозреваемых мест уже проверенные и обследованные, учась дедуктивному методу по рассказам Конан Дойла, она нашла вход в подземелье: квадратный люк, плоская крышка, обитая жестью, якобы вход в подвал, крепко закрытый на два больших амбарных замка, а на самом-то деле – вход в таинственное. И все сложилось: Вовця Марущак был сыном директора городского архива и ключи просто мог стянуть, а потом положить на место. Ведь у директора обязательно должны быть ключи от подземелья, которое проходит под его архивом. И не было дня, чтобы, проходя мимо – а она теперь каждый раз специально шла мимо архива в школу или к учителю музыки, – она не думала: «Меня не взяли! Ну что ж. А я докажу!»

Из блокнота

Однажды я сильно заболела гриппом, да каким-то нездешним и таким опасным, что всех домашних отселили от меня подальше и каждые три часа неотложка возила ко мне врача и медбрата, одетых чуть ли не в скафандры со всеми предосторожностями, как в кино про пандемии. Врач приезжал, фальшиво-радостным, глухим через маску голосом убеждал, что температура за сорок – это значит, что организм у меня молодец, что он борется, а то, что она не падает, температура, так это ж правильно. Но поскольку я тогда не знала, что реанимация полна больных этим же гриппом и некоторые уже и не выкарабкались, а перебрались из больничной палаты на зеленые луга другого мира, поскольку я не знала, что невозможно от него спастись, поскольку я этого не знала, я жила в эти дни как-то отдельно от моего гриппующего тела, я просто инстинктивно направила эту горячку в нужном направлении, и однажды ночью она приснилась мне, Аргидава. Она пришла ко мне сама и раскрыла объятия.

Пожалела.

Я шла вниз по выложенным из больших плоских камней ступеням, спускалась к реке с большим и тяжелым кувшином на плече, придерживая его одной рукой, а другой я чуть приподняла юбку длинную холщовую домотканую, с жестким шероховатым льняным передником, чтобы не наступить на подол и не споткнуться. Я шла, старательно глядя себе под ноги, а впереди меня с таким же кувшином шагала девушка, тоненькая, гибкая, с узкой крепкой спиной, длинными, чуть вьющимися волосами, выбившимися из-под тесной кожаной ленты вокруг лба, в платье грубом коричневом. Она ступала легко, босая, почти бежала, приплясывая и напевая что-то, постукивая ладошкой ритмично по кувшину, как будто это бубен. Я предупредить ее хотела, что там дальше, за поворотом, крутой спуск, что надо быть осторожной, я хотела окликнуть ее, но из горла, как бывает во сне, не вырывался ни один звук, я не могла выговорить ни слова, только беззвучно хрипела и задыхалась. Я опустила подол юбки, протянула руку вперед, чтобы дотронуться до плеча девушки, но не смогла дотянуться, потому что она бежала все быстрей и все дальше отдалялась от меня и я уже не успевала и задыхалась от бега. Вот-вот она должна была споткнуться о криво положенный камень на повороте. И тогда я изо всех сил швырнула оземь кувшин. Он разбился с глухим стуком. Девушка испуганно обернулась, переводя удивленный взгляд с меня на черепки разбитого кувшина. Эта девушка, эта девочка… Родинка маленькая круглая на правой руке, на тыльной стороне ладони. Бледное лицо. И красное пятно на переносице. Она смущенно улыбнулась, склонив голову к плечу, мол, с кем не бывает и, сказала: