В поисках Колина Фёрта - Миа Марч Страница 5

А вот чего ей не удавалось, так это приготовить для себя пирог «Колин Фёрт». Для сотен заказчиков она испекла «Любовь», похоже, привлекая к ним это чувство. Конечно, может, все дело в самовнушении, но что с того, если это работает? «Ты получаешь то, во что веришь», — говаривала бабушка Вероники. При мысли о дорогой Ренате Руссо, умершей всего за несколько месяцев до трудностей, начавшихся у Вероники в шестнадцать лет, она закрыла глаза. Она позволяла себе помнить те времена, когда у нее была семья, и Вероника, ее родители и бабушка садились за стол в доме, где она выросла — всего в нескольких милях отсюда — и наслаждались большим итальянским обедом. Фрикадельки и столько лингвини в домашнем томатном соусе, приготовленном бабушкой, что, казалось, ее кастрюли бездонны.

Она тосковала по тем дням, закончившимся апрельским утром, когда шестнадцатилетняя Вероника выложила за завтраком с блинами, что беременна. Вот у нее есть семья — минус любимая бабушка. А через миг Веронику отправили прочь.

«Зачем ты расстраиваешь себя мыслями обо всем этом?» Она снова переключила внимание на экран и поверявших друг другу свои любовные тайны сестер Беннет, Элизабет и Джейн в очаровательных белых платьях. Но с момента возвращения в Бутбей-Харбор только о прошлом и могла думать. Поэтому-то и приехала домой, чтобы взглянуть прошлому в лицо. Перестать… убегать.

Она думала, что если вернется сюда, если встретится со своим прошлым лицом к лицу, тогда, возможно, ее сердце заработает как надо. И может быть, может быть, может быть, с ней свяжется дочь, которую она отдала приемным родителям. Вероника жила в Нью-Мексико, когда ее дочери исполнилось восемнадцать, и позвонила в агентство по усыновлению «Рука помощи», оставив контактную информацию, затем сделала то же самое, позвонив в регистрационный отдел штата Мэн. В тот день она ждала звонка. И на следующий. Но молодая женщина не объявилась и не спросила, не она ли Вероника Руссо, не она ли родила девочку 12 октября 1991 года в Бутбей-Харборе, штат Мэн. В следующие несколько недель Вероника постоянно держала телефон при себе, в любую минуту ожидая звонка. Она не знала, почему верила, что ее дочь свяжется с ней в день своего восемнадцатилетия, но верила.

Печь пироги, вселявшие надежду, она начала тогда, четыре года назад в Нью-Мексико. Прежде она не слишком увлекалась выпечкой, но как-то посмотрела кулинарное шоу, посвященное праздничным пирогам, и купила ингредиенты для приготовления торта. Ей понравились мука на ощупь, бледно-желтые кусочки холодного сливочного масла, текстура кулинарного жира, белизна сахара и соли, прозрачность воды. Такие простые составляющие, хотя ничего сложного в приготовлении теста из обычных продуктов не было. Но Вероника не сдавалась, пока не добилась совершенства для своего теста, всех видов, в зависимости от пирога. Именно так она открыла то, что ее успокаивает, заменяет одинокие ночи любимой работой на кухне. Ей нравилось печь пироги. Они казались ей необыкновенными, и, готовя их для подруг, она называла их по тем поводам, ради которых пекла. Для подруги с разбитым сердцем — «Заживляющий». Для больной подружки — «Выздоравливай». Для хандрящей — «Счастье». Для страдающих от безнадежной любви — «Любовь». Для обеспокоенных — «Уверенность». Пользовался популярностью и ее пирог «Надежда». Одна подруга хотела, чтобы ее бойфренд, вновь отправлявшийся в зону военных действий, вернулся из Афганистана целым и невредимым, и Вероника испекла для нее чизкейк с соленой карамелью, в который вложила всю надежду, и подруге велела сделать то же, когда та будет отрезать первый кусок. Бойфренд вернулся лишь с переломом ноги. Ее пироги оказали свое благоприятное магическое воздействие на стольких людей, что Вероника обзавелась обширной клиентурой. «Как это действует?» — хотели они знать. Вероника обладает магическими способностями или все дело в молитве? И удаче. Может, во всем понемногу.

Но Вероника ни разу не испекла для себя пирог «Колин Фёрт», чтобы привлечь в свою жизнь мужчину, которого наконец-то полюбит. Все волшебные пироги мира не смогли бы излечить ее разбитое сердце. Она утратила способность полюбить кого-то, несмотря на всю свою доброжелательность к окружающим. Однажды она любила так пылко, и была так непоправимо оскорблена. Смертью бабушки. Шестнадцатилетним парнем. Отказавшимися от нее родителями. Она пыталась любить, изо всех сил пыталась. Эти годы Вероника провела не одна, привязанности были. Кто-то на пару лет, кто-то всего на несколько месяцев — самые разные мужчины. От привлекательного повара по дежурным блюдам в первой закусочной, в которую в шестнадцать лет ее взяли официанткой — это было во Флориде, куда она переехала после рождения дочери, — до гордого моряка в Нью-Мексико, заявившего, что устал ждать ее согласия и они едут в Лас-Вегас, чтобы пожениться, нравится ей это или нет. Она снова попыталась объяснить, сказала, что можно провести чудесный, романтический уик-энд в Вегасе и без брачной церемонии, без разговоров о женитьбе, но он решил, что она сбежит, как только они доберутся до свадебной часовни. Она не сбежала. Это он, взбешенный, раскричался, что с него хватит и ее самой, и ее неспособности связать себя с ним брачными узами, и, бросив ее там, у часовни, уехал, и Вероника его больше не видела. Когда на следующий день она вернулась в Нью-Мексико, его немногочисленные пожитки исчезли из дома, в котором он практически жил с ней. Она так и не открыла ему свое сердце. Оно ни для кого не открылось полностью, кроме Тимоти Макинтоша, парня, о котором она старалась не думать последние двадцать два года.

Именно там, перед маленькой белой свадебной часовней, Вероника поняла, что должна вернуться в Бутбей-Харбор. Если она хочет когда-нибудь прийти в себя, нужно вернуться. В свой родной город, где ее отослали из дома, где она родила свою девочку, две минуты подержала на руках, а затем вынуждена была отдать. Вероника поверила, что если вернется, встретится со всеми воспоминаниями, то пирог «Надежда» сработает, возможно, и для нее, и сердце внезапно раскроется, и та малышка разыщет ее.

Веронике просто хотелось знать, что у ее дочери, которую она отдала, все благополучно. Иногда она думала, что достаточно узнать это, чтобы жить дальше. Ее разбитое сердце исцелится, и жизнь изменится. Во всяком случае, могла бы измениться.

Поэтому она вернулась домой, хотя и испытывала неуверенность. Вернулась и сразу же попыталась встретиться со своими демонами. Прежде чем искать жилье в городе, Вероника поехала к дому, в котором выросла, белому коттеджу — два этажа с фасада и один — с обратной стороны, двухскатная крыша с длинным скатом на одноэтажную часть и сдвинутым к передней части коньком; новые хозяева выкрасили ее дом в синий цвет. Вероника остановила автомобиль на обочине, ее затошнило, и она быстро оттуда уехала. Но несколько раз возвращалась, и реакция становилась все менее острой. Как и в отношении дома, где жили Макинтоши, кирпичного коттеджа, где они с Тимоти провели столько времени. Она даже сходила в лес, где они ставили старую скаутскую палатку и часами обсуждали свои мечты, говорили, что уедут из Мэна сразу же после школы — на автобусе компании «Грейхаунд» во Флориду: там всегда тепло и не бывает снега. Старая палатка, в которой был зачат их ребенок.

Вероника старалась посмотреть в лицо своему прошлому, но, видимо, что-то делала не так — может, смотрела не на те вещи, — потому что чувствовала себя в Бутбей-Харборе так же неуютно, как и в тот день, когда приехала сюда год назад. Почему, понять она не могла. Никому не было дела до случившегося двадцать два года назад, кроме нескольких человек, помнивших ее девчонкой, забеременевшей за год до выпуска из школы, девчонкой, родители которой были настолько обескуражены, что выгнали ее, продали свой дом и уехали из города, из штата, бросив дочь на произвол судьбы. Двое из этих, действительно помнивших, людей записались, к несчастью, на ее курс по приготовлению пирогов, начинавшийся в понедельник вечером, — Пенелопа Вон Блан и Сиси Олвуд, которые ходили с ней в школу и вели теперь идеальный образ жизни и делано улыбались Веронике, а потом шушукались за ее спиной. Курсы Вероники пользовались популярностью; она уже провела четыре таких, но ограничивала класс пятью учениками, чтобы уделить внимание каждому. Какая ирония, ведь бо́льшую часть минувшего года она старалась не обращать внимания на Пенелопу и Сиси.