Маленький нью-йоркский ублюдок - М. Дилан Раскин Страница 5

— Как жизнь, МДР? — спросила она. Нагнулась и обняла меня с такой патетикой и так театрально, будто я лет десять пробыл в плену у врагов, а она все это время меня дожидалась. Не успел я поздороваться, как она уже принялась допекать меня своим навязчивым бредом. «Господи! Мне просто необходимо тебе рассказать, что было вчера вечером, ты просто не поверишь!» — взволнованно тараторила она. Она настолько сползла со своего стула, что почти перенесла свою долбаную задницу ко мне на колени. И продолжала: «Ну, короче, встречаю я вчера этого парня, он, типа, такой хорошенький, ну, типа, ты понимаешь? И он мне как бы понравился, ну, я танцевать с ним пошла, ну и все такое, там, ну знаешь? Я думаю — на самом деле ему правится Сабрина, но мы, короче, несколько часов танцевали, представляешь? А потом, короче, вышли на улицу и начали, типа, разговаривать обо всем, мы такие пьяные были. Господи, я его просто обожаю. И он вроде такой отличный парень. Но по-любому все супер. Короче, что мне делать, как думаешь?».

Я смотрел на нее как на человека, совсем выжившего из ума. Слова типа и короче она употребляла так часто, будто они вот-вот выйдут из моды, собственно, как и все дуры этого сорта, которых сейчас полно. Вот как люди стали выражать свои чувства. Меня особенно прикололо, что она назвала того пария хорошеньким. Невозможно передать, до какой степени я ненавижу, когда люди несут подобный бред. Почему сейчас все хорошенькие? Не думаю, что они осознают то, что говорят, или хотя бы понимают, насколько тупо это звучит. Действительно пора задуматься — с людьми творится что-то неладное. Уверен, что парень, о котором она говорила, был именно таким отличным! Когда подобные девицы говорят такое, готов поспорить, что парень — самый ничтожный ублюдок, который не в состоянии оплатить даже кайф, на котором сидит. Обычно такие девушки кончают тем, что их забивают насмерть эти самые «отличные парни». Честно говоря, мне их даже не жалко. По-моему, если ты настолько глуп и беспомощен, что не можешь выбраться из этой убогой среды, то и гроша ломаного не стоишь.

Ну ладно, я ей даже ничего не ответил. Просто посмотрел, как на идиотку, кем она и была, но тут вошел зануда-профессор и избавил меня от этой пытки. Ему не нравилось, когда на его драгоценной лекции кто-то разговаривает, так что, едва он вошел, все эти подхалимы моментально заткнулись, после того, как поздоровались, конечно.

Хоть убей, не могу вспомнить, что они на том занятии обсуждали. За миллион долларов не сказал бы. Знаю только, что это было нудно и тускло, как и сам профессор. Все это время я просто смотрел в окно и мечтал о том, что будь у меня плащ супергероя, я бы вылетел в окно и полетел далеко-далеко от Нью-Йорка и от тех, кто меня здесь окружает. Я представлял, как приземляюсь в каком-нибудь прекрасном уединенном парке и завязываю умную беседу с англичанкой в штанах с накладными карманами.

И тут меня прервали. Как из ниоткуда прозвучало мое имя, произнесенное упырем-профессором.

— Майк Раскин? Ау, Майк Раскин, вы сейчас с нами? Сказал он это очень нетерпеливым и саркастическим тоном. Естественно, остальные подумали, что он сказал нечто до жути оригинальное и смешное, я слышал, как эти ничтожные придурки прыснули со смеху.

— Да, я здесь, командир, — ответил я. Сперва я подумал, что он просто проверяет, все ли на месте. Я был так поглощен мечтами и разработкой планов скипнуть из города, что абсолютно пропустил мимо ушей всю ту чушь, которую они несли.

— Ну и что думаете вы по этому поводу? — спросил он.

Супер. Я и понятия не имел, о чем он меня спрашивает. Я смотрел так, будто он с другой планеты. К тому же меня взбесило, что у него хватило наглости спросить меня, хотя я не поднимал руку. Так мерзко и несправедливо со мной всегда поступали в начальной школе. «Майкл Р., — говорили при всех, — ты прочел вечером ту книжку, которую собирался? Наверняка не прочел, поэтому на вопрос ты, конечно, ответить не сможешь». Это происходило каждый божий день. Я никогда этого не понимал и не понимаю. Если рассуждать здраво, то если я руку не поднял, значит, сказать мне нечего, так? Что в этом такого чертовски сложного? Я имею в виду, что с этими людьми не так?

— Честно говоря, у меня нет мнения на этот счет, — ответил я упырю. При этом ухмыльнулся. Все это меня забавляло и раскручивало мое извращенное чувство юмора.

— Ну давайте же, мистер Раскин, должна же у вас в голове быть хоть какая-нибудь идея, а?

— Постойте-постойте, — сказал я. — Руки я вроде не тянул, так? Я хорошо знаю правила: есть что сказать — тяну руку, а когда ваша глубоко интеллектуальная речь ставит меня в тупик — держу ее при себе. — Мне показалось, я дал ему прочувствовать его собственный сарказм. Когда нужно, я могу быть не менее ироничным, чем эти подонки.

После этих слов он завел нудную дидактическую волынку.

— Зачем вы ходите на занятия, мистер Раскин? Пожалуйста, не тратьте ни мое время, ни время всей группы, попусту глядя в окно. Если вам не хочется принимать участие в нашей дискуссии, почему бы вам…

— Отличная идея, — перебил я его. Поверьте на слово, с меня было довольно. — Не свалить ли мне к черту с этого дерьмового занятия, так?

Я встал и двинулся к выходу. Мое лицо побагровело как свекла, я чувствовал себя готовым разбить морду этому страдающему нарциссизмом фашисту. Конечно, я бы никогда этого не сделал, ведь я законопослушный, но мысль свою я все же высказал: «Очнитесь вы наконец, — бросил я ему. — Не будьте таким мертвецом, ради Бога»!

Выходя, я все еще бурчал ругательства себе под нос, и все эти жадные до сплетен индюшки, разумеется, смотрели на меня так, будто я кого-то убил, и, вытягивая свои километровые шеи, испуганно кудахтали.

Даже размазня-профессор выглядел изрядно шокированным, проходя мимо, уж я не преминул кинуть на него пристальный, полный ненависти взгляд. Почти у самой двери я повернулся и добавил: «Конечно, вы тут создали прекрасную атмосферу».

Раз и навсегда покидая аудиторию, я вышагивал в такт музыке с барабанным боем, звучавшей у меня в голове, — я слышал тысячи воображаемых симфоний в исполнении великолепных оркестров. «Непременно свалю отсюда», — бубнил я себе под нос. И все оборачивался, проверяя, не преследует ли меня кто. Похожая история произошла со мной как-то на одном занятии, и та жирная тварь, наш профессор, реально побежал за мной и полез в драку. Клянусь жизнью, это было на самом деле. Преподавательский состав Квинз-колледжа безупречен и высоко квалифицирован.

Выходя из корпуса, я опрокинул в холле парочку урн, и один из охранников погнался за мной с намерением задержать. Большинство охранников знало меня по имени, а этот не знал. Он был новеньким, и мне пришлось объяснить, куда именно я советую ему отправиться. Я глубоко презирал это место. Это был ужасный, отвратительный институт. Ладно, я вышел наружу и двинул в кафетерий.

Если честно, после того, что произошло, я немножко воодушевился. Для начала это дало мне возможность почувствовать уверенность и подпитать мое чувство юмора, но самое главное — вдохновило на самом деле бросить учебу и сдернуть из Нью-Йорка подальше от этих идиотов. А они, как вы уже заметили, были там повсюду. Но больше всего удручало и печалило то, что если бы я даже объяснил этому долбанутому профессору, что глубоко задумался, что у меня в голове были другие мысли, он все равно бы не понял. Некоторым нравится думать, что они святые. Некоторые забывают, что и они могут размечтаться среди бела дня. Совершенно неожиданно все вдруг стали святыми.