Свобода от равенства и братства. Моральный кодекс строителя капитализма - Александр Никонов Страница 5

Пожалуй, я приведу этот дивный кусочек, мне не жалко… Действующие лица: Реардэн, миллионер-сталелитейщик, он увлечен в жизни только своими заводами, на коих ежедневно проводит по 12–16 часов. В этот день у миллионера праздник – удалось выплавить первую партию нового, очень хорошего сплава, имеющего блистательные рыночные перспективы. На ужине присутствуют также его мамочка, жена Лилиан и брат Филипп.

«…Филипп сидел в низком кресле, выпятив живот и слегка ссутулившись, словно неудобство его позы должно было служить укором смотревшим на него.

– Что случилось, Фил? – спросил Реардэн, подходя. – У тебя такой пришибленный вид.

– У меня был тяжелый день, – ответил тот неохотно.

– Не ты один много работаешь, – сказала Реардэну мать. – У других тоже есть проблемы, даже если это не миллиардные супертрансконтинентальные проблемы, как у тебя.

– Ну почему же, это очень хорошо. Я всегда думал, что Филиппу нужно найти занятие по душе.

– Очень хорошо? Ты хочешь сказать, что тебе нравится наблюдать, как твой брат надрывается на работе? Похоже, тебя это забавляет, не так ли?

– Почему, мама, нет. Я просто хотел бы помочь.

– Ты не обязан ему помогать. Ты вообще не обязан ничего чувствовать по отношению к нам, – сухо сказала мать, поджав тонкие губы.

Реардэн никогда толком не знал, чем занимается его брат или чем он хотел бы заниматься. Он оплатил обучение Филиппа в колледже, но тот так и не решил, чему посвятить себя. По понятиям Реардэна, было ненормально, что человек не стремится получить какую-нибудь высокооплачиваемую работу, но он не хотел заставлять Филиппа жить по своим правилам; он мог позволить себе содержать брата и не замечать тех расходов, которые нес. Все эти годы он думал, что Филипп сам должен избрать карьеру по душе, не будучи вынужденным бороться за существование и зарабатывать себе на жизнь.

– Что ты делал сегодня, Фил? – спросил он покорно.

– Тебе это неинтересно.

– Мне это очень интересно, поэтому я и спрашиваю.

– Я сегодня носился по всему штату от Реддинга до Уилмингтона и разговаривал с множеством разных людей.

– Зачем тебе нужно было встречаться с ними?

– Я пытаюсь найти спонсоров для общества “Друзья всемирного прогресса”.

Реардэн не мог уследить за множеством организаций, в которых состоял его брат, и не имел четкого представления о характере их деятельности. Он смутно помнил, что последние полгода Филипп изредка упоминал это общество. Кажется, они устраивали бесплатные лекции по психологии, народной музыке и коллективному сельскому хозяйству. Реардэн презирал подобные организации и не видел никакого смысла вникать в характер их деятельности. Он молчал.

– Нам нужно десять тысяч долларов на очень важную программу, – продолжал Филипп, – но выбить на это деньги – поистине мученическая задача. В людях не осталось ни капли сознательности. Когда я думаю о тех денежных мешках, с которыми сегодня разговаривал… Они тратят намного больше на любой свой каприз, но я не смог вытрясти из них даже жалкой сотни с носа. У них нет никакого чувства морального долга, никакого… Ты чего смеешься? – спросил он резко.

Реардэн стоял перед ним улыбаясь. Это было так по-детски, так очевидно и грубо – в одной фразе намек и оскорбление! Что ж, совсем не трудно ответить Филиппу оскорблением, тем более убийственным, что оно было бы чистой правдой. Но именно из-за этой простоты он не мог раскрыть рта. Конечно же, думал Реардэн, бедняга знает, что он в моей власти, что он сам себя подставил, а я вот возьму и промолчу – такой ответ поймет даже он. До чего же он все-таки докатился!

Реардэн вдруг подумал, что мог бы пробиться сквозь броню убожества, сковавшую брата, приятно ошеломить его, удовлетворив его безнадежное желание. Он думал – какая разница, в чем оно заключается? Это его желание; как мой металл, который значит для меня столько же, сколько для него эти десять тысяч долларов; пусть он хоть раз почувствует себя счастливым, может быть, это его чему-нибудь научит, разве не я говорил, что счастье облагораживает? У меня сегодня праздник, пусть он будет и у него – для меня это так мало, а для него это может означать так много.

– Филипп, – сказал он, улыбаясь, – позвони завтра мисс Айвз в мой офис, она выдаст тебе чек на десять тысяч долларов.

Филипп озадаченно посмотрел на него. В его взгляде не было ни удивления, ни радости. Он просто смотрел пустыми, словно стеклянными, глазами.

– О, очень мило с твоей стороны, – сказал он.

В его голосе не было никаких эмоций, даже обычной жадности.

Реардэн не мог разобраться в возникшем чувстве. Он ощутил странную пустоту, словно что-то рушилось внутри него, и вместе с тем необъяснимо обременительную тяжесть. Он знал, что это разочарование, но спрашивал себя, почему оно такое мрачное и уродливое.

– Очень мило с твоей стороны, Генри, – сухо повторил Филипп. – Я удивлен. Не ожидал этого от тебя.

– Неужели ты не понимаешь, Фил? – весело сказала Лилиан. – Генри сегодня выплавил свой металл. – Она повернулась к Реардэну:

– Дорогой, может, объявить по этому поводу национальный праздник?

– Ты добр, Генри, – сказала мать, – но не так часто, как хотелось бы.

Реардэн стоял, глядя на Филиппа и будто ожидая чего-то. Филипп посмотрел в сторону, затем поднял голову и взглянул ему прямо в глаза:

– Ты ведь не очень-то беспокоишься об обездоленных? – спросил он, и Реардэн услышал в его голосе укоризненные нотки.

– Нет, Филипп, не очень. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.

– Но эти деньги – не для меня. Я собираю их не в личных целях. У меня нет абсолютно никаких корыстных интересов. – Он говорил холодно, с сознанием собственной добродетели.

Реардэн отвернулся. Он вдруг почувствовал сильное отвращение; не потому, что Филипп лицемерил, а потому, что он говорил правду. Реардэн знал, что Филипп именно так и думает.

– Кстати, Генри, ты не возражаешь, если я попрошу тебя распорядиться, чтобы мисс Айвз выдала мне сумму наличными?

Реардэн обернулся и удивленно посмотрел на него.

– Видишь ли, “Друзья всемирного прогресса” – очень прогрессивная организация, и они всегда утверждали, что ты представляешь собой наиболее реакционный общественный элемент в стране; нам неловко вносить твое имя в список благотворителей – нас могут обвинить в том, что мы тебе продались.

Реардэн хотел влепить Филиппу пощечину…

– Хорошо, – сказал он тихо, – ты получишь деньги наличными…»

Потихоньку-помаленьку в стране начинается дефицит то одного, то другого, а потом и всего сразу. И чем больше становится доброты и патернализма, тем меньше заинтересованности в собственном труде и больше – в сидении на чьей-либо шее. Пытаясь спасти от краха градообразующие предприятия, издыхающие под гнетом реального социализма, правительство запрещает их хозяевам объявлять себя банкротами и начинает финансировать эти заводы из тощающего день ото дня бюджета. И вся страна заученно повторяет: «Временные трудности… Это все временные трудности…»