Щепотка перца в манной каше - Аркадий Шугаев Страница 5

Доволен ли ты своей жизнью, Михаил? Наверное, да. Ну и будь счастлив в своем убожестве. Я лично выбираю неуютную, авантюрную, насыщенную событиями жизнь.

Познакомившись с Ингой, я стал проводить с ней большую часть своего времени. Мне было интересно с этой общительной, эффектной девушкой.

Дефлорация произошла у меня дома. Инга лишилась девственности под музыку Рахманинова. Это была первая попавшаяся под руку пластинка. «Всенощные бдения». Это произошло как-то уж слишком легко и безболезненно, мне даже показалось, что Инга симулировала разрыв девственной плевы. Меня насторожило также отсутствие крови во время этого процесса. Конечно, я знал, что взлом «целки» далеко не всегда сопровождается кровотечением, но все остальное поведение Инги заставило меня задуматься. Повторяю: произошло все очень легко. Инга объясняла это тем, что перед приходом ко мне она приняла несколько таблеток «Но-Шпа», этот препарат избавляет от спазмов гладкой мускулатуры влагалища и обладает обезболивающим эффектом. Я остался удовлетворен подобным объяснением, тем более что мне совершенно не хотелось выяснять, действительно ли Инга была девственницей — у меня нет средневековых мужских комплексов. К тому же состояние девственной плевы зачастую не свидетельствует о целомудренности. На юге, где мужчины придают огромное значение «целке», женщины нередко практикуют анальный секс, девственная плева при этом остается в неприкосновенности. Мне встречались профессиональные минетчицы, сохранившие пленку-«индикатор» целомудренности. К тому же сейчас можно восстановить «девственность» хирургическим путем.

Потом уже мы с Ингой почти каждый день гуляли по Питеру и везде занимались сексом: на крыше Петропавловки, под Литейным мостом, в последнем поезде метро, в туалете Театра Комедии имени Акимова. Особенно нам нравилось ездить в переполненных субботних электричках. Мы заходили на площадку, соединяющую вагоны, я вставал на ее середину и фиксировал руками двери обоих тамбуров, а Инга в это время страстно делала мне минет. В тамбурах, в метре от нас находились дачники со своими тележками и коробками, они и не догадывались, что у них под боком двое молодых людей занимаются сексом. Нас это еще больше возбуждало.

Мы с Ингой были молодыми и не думали о будущем. Нам просто было хорошо вместе. Инга училась нормально, все успевала. Я же совершенно забросил институт, и не удивительно, что вскоре меня оттуда отчислили. За академическую неуспеваемость.

«Ну и фиг с ним, с высшим образованием», — подумал я и решил, что лучше буду зарабатывать деньги. Стану крупным бизнесменом, а не жалким докторишкой с нищенской зарплатой. Внутренний голос иногда говорил мне: «Дурак, восстановись в институте, выучишься, образованным человеком станешь». Буйная фантазия, подыгрывая этому здравомыслящему внутреннему голосу, рисовала в моем мозгу такую соблазнительную картинку.

Операционная. Она ярко освещена. Все стерильно. В центре стою я — светило российской медицины, рядом суетятся ассистенты. В операционную въезжает каталка, на ней в предсмертной агонии бьется за жизнь человек. Ему моментально дают наркоз. В руке у меня скальпель. Все замирают, никто не дышит. Я делаю первый надрез, начинаю сложнейшую операцию, бросая ассистентам короткие, как выстрелы, команды. В стерильной комнате незримо присутствует Бог. Он наблюдает, как я спасаю его творение. Несколько часов я борюсь со Смертью, полосуя ее скальпелем, уничтожая. Я намного сильней и умнее этой старой суки, принимающей разные обличья — рак, инфаркт, цирроз печени. Но Смерти меня не сбить с толку, не запутать. Я распознаю ее и безжалостно вырезаю стальным лезвием, потом с отвращением бросаю в никелированный таз. В очередной раз торжествует наука — в моем лице. Больной спасен.

— Зашивайте! — командую я ассистенту. Снимаю перчатки и ухожу с поля боя. Я опять победил.

Привлекательная картинка для молодого максималиста, но все это уже сотни раз блестяще проделывал мой отец. У меня вряд ли получится лучше, чем у него, а хуже нельзя, тогда смысла нет. Поэтому принимаю бесповоротное решение: врачом я не буду, тем более что меня мутит при виде крови, сочащейся даже из порезанного пальца, какая уж тут хирургия… Психиатром мне тоже уже расхотелось становиться.

* * *

Поскольку я перестал быть студентом, родители прекратили финансовую поддержку. Надо было срочно устраиваться на работу.

Я решил освоить для начала профессию кочегара. Эта работа прельщала меня своим графиком — сутки через трое, зарплата при этом была вполне приемлемой. Три положенных выходных я планировал использовать для раскручивания собственного бизнеса, какого — пока еще было не ясно. Я поделился своими планами с Ингой.

— В общаге живет один очень деятельный парень, его тоже недавно отчислили. Попробуй поговорить с ним, — посоветовала Инга.

— Как его зовут? — спросил я.

— Александр Урмац, но в общаге он известен как Саша Македонский. Живет в сорок четвертой комнате.

— А при чем здесь Македонский-то? — удивился я.

— Он опоздал на вступительные экзамены, но уговорил приемную комиссию выслушать его и сдал все за один день, — восхищенно сообщила Инга. — Ректор был очень удивлен и сказал, что Урмац, как Александр Македонский — «Пришел, Увидел, Победил». Так и прижилось это прозвище.

Я отправился в сорок четвертую комнату искать знаменитого Македонского. В комнате его не оказалось. Соседи тоже были не в курсе местонахождения неуловимого Урмаца.

Возвращаясь в Ингину комнату, я услышал разговор шедших мне навстречу студенток.

— Этот Македонский совсем обнаглел, надо идти к коменданту жаловаться, — возмущенно говорили они между собой.

— Простите, вы не подскажете, где можно найти этого пресловутого Македонского? — обратился я к негодующей парочке.

— Идите в душ, там его и найдете, — ответили мне девицы.

Я стал спускаться в подвал, где находились прачечная и душ. Тут надо заметить, что помыться студенты разных полов могли только по очереди. Помещение для мытья было одно на всех — обширная комната в подвале, разделенная на небольшие, открытые душевые кабинки. Стоит только одной из представительниц слабого пола попасть в заветную комнату, как начинается «женский день». Подходят все новые и новые студентки, и поскольку девушки в общаге представляли собой подавляющее большинство, произвести в душевой смену полового состава оказывалось весьма проблематично. Чтобы парню быстренько сполоснуться теплой водой, иногда приходилось простаивать весь день в очереди. Ситуация вроде бы неразрешимая. Но, как оказалось, не для Македона, который не мог тупо ждать, пока перемоются все студентки. Он производил следующие действия (я не раз потом наблюдал за ним): раздевался полностью и в обнаженном виде принимал у входа в душевую позу Аполлона Бельведерского, выставив вперед свою гордость — внушительных размеров фаллос. Студентки, жаждущие освежиться, уверенно направлялись в душевую, но при входе натыкались на голого Македонского. Он нагло улыбался и трогал себя за мошонку. Смущенные девицы удалялись в свои комнаты. Те, что уже помылись, выходили и, видя голого мужика, так же краснея, спешно покидали окрестности душевой. Через несколько минут помещение было свободно. Заходи, мужики, мойся!