Другой Париж. Изнанка города - Наталья Лайдинен Страница 5

– Об этом и так говорят слишком много. Новости смотреть невозможно. Надо рассказывать о нормальных людях, делать информационный позитив!

– А клошары – ненормальные люди? Информационно негативные?

Тут Алена взорвалась и так дала по газам, что мы едва не въехали в резко затормозивший перед нами мини-вэн. Она выругалась, ударила костяшками пальцев по рулю, потом взяла себя в руки и даже попробовала улыбнуться:

– Ну ты сам посуди. Ты же специалист по информации, общественному мнению. Кому интересно знать, как живут эти грязные обдолбанные алкоголики? Это же отбросы общества, их надо куда-то вывезти из Парижа, за сто первый километр, лечить их, а не рекламу им делать. Они же не приносят никакой пользы обществу, ничего не хотят делать, а только побираются и портят облик Парижа. Впрочем, мы приехали. Выгружайся, отдыхай, завтра в десять утра я за тобой заеду. Держи карту, если решишь прогуляться вечером. Хотя не рекомендую. Бывает опасно – даже в центре много иммигрантов. Если у тебя к завтрашнему дню появятся вопросы, буду счастлива ответить.

Тон и взгляд Алены говорили точно об обратном. Я усмехнулся. Почему ее так заводит клошарская тема, интересно? Хорошая девочка, но вся какая-то зажатая, нервная. Я вытащил из машины рюкзак и махнул ей рукой:

– До завтра!

– Пока.

Я посмотрел, как зеленый «рено» с обшарпанным бампером, моргнув поворотником, торопливо отъезжает от отеля, вливаясь в вереницу идущих с включенными фарами машин.

Я зарегистрировался на рецепции и поднялся в номер. Так себе, маленький, темный, на «четверку» никак не тянет, хоть и центр Парижа. В ванной к тому же обнаружился грибок во всю стену. Ржавая старая раковина. Неприятно, хотя бывало и хуже. Когда были в Ираке, неделями помыться не могли. Декорации для меня не имеют особого значения.

Я взглянул на часы: самое начало девятого – детское время. Спать еще не хотелось. Я решил пройтись по вечернему Парижу, оглядеться, заодно перекусить. Голодный мужик – злой мужик. К тому же неизвестно, что ждет меня дальше с клошарами. По карте я довольно легко сориентировался. Мой отель располагался не так далекого от знаменитого Монпарнаса, романтикой которого в мире, по-моему, давно всем плешь проели.

Но я – тертый калач: пока сам не увижу, не потрогаю, ни за что никакому путеводителю не поверю. Решено – иду на Монпарнас! Сегодня, пока не началась работа, я буду ужинать в каком-нибудь известном богемном кафе, где до меня тусовались разные знаменитости: Пикассо, Кандинский, Ленин, Троцкий, Кокто, Шанель… Монпарнас! Знаменитый район, одна из жемчужин Парижа. Я туманно припомнил, что еще несколько веков назад в эти места приходили студенты-раздолбаи вина попить и стихи почитать. А еще спустя сто лет район стал и вовсе богемным, легендарным.

Грязища на бульваре Распай оказалась редкостная. Пока шел, несколько раз чуть не растянулся на собачьем дерьме. А ведь смеялся, когда мне друзья-журналисты говорили, что уровень травматизма на фекалиях в Париже выше, чем у нас на гололеде!

Вдоль улиц стояли переполненные к вечеру всеми видами отбросов помойки. Мусор сваливался в черных полиэтиленовых пакетах, прямо рядом с ними на тротуаре валялись недокуренные бычки, смятые салфетки и прочие продукты человеческой жизнедеятельности. В воздухе висел отвратительный смог от выхлопных газов проезжающих мимо машин. Я привычно обратил внимание на то, что понтовых в российском понимании автомобилей в центре Парижа было немного. Никаких устрашающих размеров черных джипов, никаких, упаси боже, «хаммеров». Нет-нет да прошелестит мимо белый «мерседес». Да и тот на поверку оказывается такси, из-за руля которого в открытое окно недобро скалится араб. А так – скромные городские машинки: «рено», «ситроены». Французы реально поддерживают отечественного производителя!

По бульвару туда-сюда сновали замороченные парижане и рассеянные туристы. Обычная жизнь обычного мегаполиса. В целом я был слегка разочарован. И это – самая романтическая столица мира?

Наконец – перекресток Распая с Монпарнасом, знаменитый Вавен, в прошлом центр артистической и литературной жизни Европы, тут же одноименная станция метро. Интересно, какому мужику тут стоит памятник? Я спросил у вездесущих японцев с фотоаппаратами.

– Как же! – удивился один из них по-английски. – Это же знаменитая скульптура Бальзака в исполнении Родена. Из-за этого памятника у Родена были серьезные проблемы. Общественность и критики не сразу приняли эту замечательную скульптуру: она казалась чересчур вольной, модерновой, необычной… А вы сфотографируете нас на ее фоне?

Я улыбнулся и щелкнул группу жизнерадостных японцев на добротную полупрофессиональную камеру.

Я почувствовал себя наконец белым человеком. Вот он я – на знаменитом пятачке старых кафешек, где бывали Модильяни и Шагал, сиживали Эренбург и Аполлинер… Знаменитые на весь мир кафе, за столиками которых в разные времена сидело столько известных людей, не стали музеями, а по-прежнему работали. Однако оказалось, что все места в роскошном рыбном ресторане «Ле Дом» и не менее пафосной «Ротонде» уже были заняты. Может быть, «Клозери де лилас» – знаменитый хемингуэевский «Сиреневый хуторок» – согреет мою душу в этот вечер?

Фигушки! И там очередь, в основном разноязычные туристы. Адмирал Ней грозно взирает со своего каменного постамента.

– Мсье придется подождать! У нас сегодня несколько ту ристических групп, – сообщил мне замороченный метрдотель.

Я пошел с горя бродить по улице Гаитэ, где когда-то жил Троцкий. Довольно быстро на противоположной стороне улицы я увидел легендарное кладбище Монпарнас, где нашли последний приют многие знаменитости.

Я припомнил, что весьма богемная компания собралась в этом модном и весьма дорогом некрополе: жертва сифилиса великий писатель Ги де Мопассан, скандальный поэт-сим волист Шарль Бодлер, композитор-романтик Камиль Сен-Санс, основоположник экзистенциализма Жан Поль Сартр вместе с законной супругой Симоной де Бовуар, абсурдист Эжен Ионеско… С ними рядом упокоились скульпторы Цадкин и Бурдель, гениальный шахматист Алехин и украинский националист Петлюра. Могила последнего, как мне рассказывали друзья, всегда замечательно ухожена, в отличие от многих других.

У ограды на картонках пристроились несколько нищих, укутанных тряпьем. Кладбище и бомжи – моя тема! Я пригляделся. Похоже, место рядом со стеной было местом их предстоящей ночевки. Ворота Монпарнаса, в отличие от ворот большинства российских кладбищ, на ночь закрыты. Бомжи чинно раскладывали свои пожитки на тротуаре, явно готовясь к ночлегу.

Вот и первые отличия: российские бедолаги предпочли бы, несомненно, заночевать по ту сторону ограды. В Питере я таких сценок много наблюдал, в Екатеринбурге на Никольском кладбище тоже забавно было… Да что говорить, даже на охраняемом Ваганьковском в Москве сирые регулярно окопаться пытаются. Для российских бомжей место скорби – это все в одном: и место нехитрого приработка, и столовая, и прибежище на ночь. Тут же тусуются наркоманы, алкаши и отморозки всех мастей. Даже сатанисты и черные маги попадаются. Тот еще отвяз!