Очарованный остров. Новые сказки об Италии - Герман Садулаев Страница 5
Очарованный остров. Новые сказки об Италии - Герман Садулаев читать онлайн бесплатно
Каприйские «Сказки» Горького, столетие выхода которых послужило поводом для сочинения новых быличек об Италии, и теперь вызывают не меньше смешанных чувств, чем они вызывали у литературной критики вековой давности, по той простой причине, что в них совсем мало сказочного, того, что уводило бы читателя в манящий мир литературного волшебства. Ощущение «недосказочности», которое остается в сознании от горьковских картин действительной жизни, во многом взятых из итальянской печати и документов рабочих партий Италии, умещается в эпиграфе к «Сказкам об Италии» из Андерсена: «Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь». Сегодня слова датского сказочника слагаются в формулу раздвоенного, виртуально-реального мира, в который человек вступает с самого детства, мира, где быль и небыль неприметно переходят одна в другую, помогая надолго не задерживаться ни в той, ни в другой. В редких случаях точка соприкосновения данного и возможного обозначена на географической карте и словно для наглядности отстоит от земли в виде островка (общая площадь Капри 10 км2 — ровно десять Центральных парков культуры и отдыха им. М.Горького). Он, как и прежде, обладает неземным тяготением и овеян голубым эфиром, в котором мерцают золотистые скалы Дугласа и мреет лиловая даль Горького.
В декабре на Капри
Путаные заметки рассеянного путника
Когда Господь изгонял из небесного рая провинившихся перед Ним прародителей человечества на землю, рассказывают, будто бы Адам, неловко переступая через порог, споткнулся и чуть не упал. При этом несколько комьев благодатной почвы различной величины, равномерно увеличиваясь, полетели вниз и упали в разных местах. С тех пор прошла почти вечность, но осколки рая и поныне существуют кое-где на земле, и один из них — остров Капри.
В середине XVIII века лингвист-этимолог Джакомо Марторелли, преподававший древние языки в Неаполитанском университете, предположил, что название острова происходит от финикийского Kapraim, что значит «Два городка». Именно о двух городках на острове упоминает как будто невзначай, ни с того ни с сего, и Страбон в своей «Географии». Нынешние городки Капри и Анакапри, вероятно, и находятся на местах тех, прежних. По-моему, это наиболее достоверное объяснение. Никакой связи ни с кабанами, ни с козами, созвучными с его названием в древнегреческом и в латыни, название не имеет, да они никогда там и не водились.
С моря он кажется похожим разве что на неподвижную голову гигантского крокодила, затаившегося под водой и высматривающего себе незадачливую жертву.
Наводненный летом толпами равнодушных и пресыщенных богачей, ищущих дорогого и качественного отдыха, и пронырливых туристов, стремящихся за полдня обшарить все местные достопримечательности, зимой остров приходит в некое самосозерцательное запустение, погружается в то тихое и размеренно-неторопливое состояние, в котором я и застал его на предрождественской неделе.
Сбитые из струганых досок рождественские киоски на виа Камерелле были уже закрыты, и некоторые из них начали разбирать, снимая иллюминацию: все закупили все необходимое для Рождества.
Моя гостиница, расположенная на виа Трагара, называлась «Ла Чертозелла», что на русский можно перевести как «скиток» или «келейка», и оказалась вполне соответствующей своему названию. Три ее здания, расположенные уступами, полностью пустовали. Кроме трех благожелательных и предупредительных тетушек в ней никто больше не обитал. Во дворе росли апельсины, лимоны, мандарины и другие цитрусовые, все увешанные спелыми плодами.
По вечерам с гостиничного балкона были хорошо видны две планеты: вверху — серебристая Венера, прямо напротив, над самым морем, — розоватый Марс. Ясными ночами грозди созвездий выпукло свисали по обе стороны Млечного Пути: пара Медведиц, Кассиопея, пояс Ориона и многие другие, чьи очертания я давно разучился различать.
Ненавижу бытописательство и бытописателей! Да видно, и мне поневоле придется впасть в этот грех. Но я постараюсь хотя бы перемежать свои непосредственные наблюдения разнообразными отступлениями о том о сем, чтобы не было скучно.
Ну что же, начну с Фаральонов. Спускаясь к ним по извилистой дорожке, я то и дело от нее отступал. Отклонившись влево, влезал на высокую отвесную скалу, в небольшой расщелине которой когда-то, судя по сложенным рядком камням, была келья монаха-отшельника. Неплохой вид, надо заметить, из нее открывался: вершины Фаральонов прямо напротив, а за ними голубая гладь. Чуть ниже, отклонившись вправо, увидел остатки то ли какого-то природного сооружения, то ли некоего творения рук человеческих, определить изначальное предназначение которого было крайне затруднительно. Это нечто представляет собой довольно внушительный навес из крепко сбитого песчаного монолита, по фактуре похожего на античный цемент, из которого торчат, свисая прямо над головой, довольно увесистые камни, выковырнуть которые невозможно, настолько плотно они сидят. Словно огромная верхняя челюсть допотопного животного с остатками зубов выпирает из-под земли, омываемая дождем, овеваемая ветром.
Внизу дорожка разветвилась на две: одна повела направо к пустынному каменистому пляжу, другая — прямо к бухте, отгороженной от моря первым и самым крупным, не отделившимся от острова, Фаральоном ростом в 111 метров. Летом, судя по всему, здесь укромный приют для лодок и небольших яхт, заповедный уголок для купальщиков и ныряльщиков, а зимой — ни души на вылизанной языками волн почти на гладко каменистой поверхности берега.
Попробовал воду — купаться можно, градусов двадцать. Но море настолько неспокойно, что лучше не лезть, дабы не изувечиться.
Говорят, во втором Фаральоне есть сквозное отверстие, которое можно увидеть только с воды, а на третьем, самом дальнем, водится уникальный вид голубых ящериц, нигде больше на земле не встречающийся. Возможно, хотя в то, что не видел сам, поверить довольно трудно.
Справа от неотпочковавшегося Фаральона есть еще одна небольшая скала с ведущей на ее плоский верх средневековой лестницей, теперь полуразрушенной. Подниматься по ней я тоже в одиночку не решился. Не хотелось в самом начале переломать ноги и пролежать оставшуюся неделю в гипсе. Видимо, там когда-то была небольшая крепостица или отшельнический скит. Сверху я высмотрел остатки сложенных из грубых камней стен и круглого жилища, а также нечто вроде колодца, который, как я понял, скорее был выводным отверстием для нечистот. А пресную воду и пищу тамошние аскеты принимали, видимо, по веревке с воды.
В самом углу выглаженной прибоем пристани я заметил традиционную римскую напольную кладку елочкой, практически вылизанную волнами, и стеновой цемент с каменистыми вкраплениями, вероятно, времен Октавиана или Тиберия. А что? Хорошее место для римской купальни и вообще для одинокого отдыха. А может, это руины одной из Тибериевых вилл?
На склоне, поросшем разнообразными видами хвойных, я то и дело ловил себя на ощущении: пахнет грибами. Но никаких грибов как будто не наблюдалось. Уже на обратном пути, при подъеме, когда идти пришлось медленно, прямо у дорожки я нашел довольно крупный душистый масленок (по-итальянски — boleto giallo) с коричневой суховатой шляпкой. Ага, значит, все-таки я не ошибся со своим чутьем.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments