Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов - Еко Тавада Страница 5

Это было в те времена, когда Югославия еще не распалась. Ты — студентка, у тебя есть только пара джинсов, а когда ты с красной от возбуждения физиономией заводишь разговор о своей будущей сценической жизни, взрослые только снисходительно улыбаются. Ведь ты ни разу не появлялась на сцене, не опубликовала ни строчки, на филфаке учишься еле-еле, еще никто никогда не говорил тебе: «Здорово!» Но ты по этому поводу вовсе не переживаешь. Ты не задумываешься о том, откуда ты отправляешься и где находится пункт назначения, ты не представляешь, сколько времени отпущено человеку. А когда наступают летние каникулы, ты отдаешься на волю волн этого безмерного и безграничного океана времени, без всякой цели болтаешься по заграницам и не думаешь, что все это не имеет никакого смысла.

Побывала ты и в Италии. Вот мы приветствуем друг друга в Риме — юноши и девушки из капиталистических стран, с одинаковыми рюкзачками за спинами, похожие на одноклассников. Выходим на площадь, садимся набережной, болтаем, болтаем, болтаем… Кто-то говорит: «Как насчет спагетти?» — и мы отправляемся на поиски ресторана. Но всюду так дорого, что в результате наша трапеза ограничивается хлебом и водой из крошечного магазинчика. Нам кажется, что все мы очень похожи. Наша похожесть в том, что все мы ненавидим войну и обожаем путешествовать, ни у кого из нас нет ни денег, ни работы, ни семьи. Так ты тогда считала. Теперь же ты полагаешь: все были похожи в том, что у всех тогда все-таки были деньги. Говоря о деньгах, ты не имеешь в виду, что мы были богаты. Просто те деньги, которыми каждый из нас ежедневно расплачивался в своей стране, можно было обменять на деньги других стран.

Из Милана ты отправилась в Триест. Солнечные лучи отражались от поверхности Адриатического моря, гнулись и рассеивались, проходя сквозь воздушную призму. Ты ощущала какое-то странное отчуждение, сопровождавшееся чувством легкого головокружения. Отчего-то вдруг всплыло слово «тоска». Одновременно ты подумала: «Слишком красиво». Светлые стены домов, выстроившихся на прибрежных холмах, окрасились красным закатом. Люди говорят: «Тронешь киноварь — сам станешь красным», но тебе казалось, что эти дома были красными изначально.

В Триесте ты отправляешься на вокзал, намереваясь сесть на ночной поезд, идущий в Загреб. Скоро ты будешь в Югославии. Вечер затемнил помещение вокзала — он существовал отдельно от Средиземного моря. Здесь пахло Сибирью, славянским теплом, зимой, мехами, табаком, смешанным с запахом сена и чеснока.

В Югославию ты направилась потому, что для въезда туда не требовалось визы. Из всех тогдашних соцстран виза была не нужна только в Югославии. Для оформления документов в другие страны требовались месяцы, что было чересчур хлопотно для юной путешественницы, которой все равно, куда ехать. Разумеется, ты решила поехать в Югославию не только по причине безвизового въезда, но резоны эти были туманны. Ты бы не смогла ответить на вопрос, почему выбрала именно Югославию. При слове «Югославия» в голове начинали беспорядочно прокручиваться какие-то кадры, они наполняли какими-то предчувствиями, но объяснить ни то ни другое было невозможно.

Как только глаза попривыкли к полутьме зала ожидания, контуры людей окрасились в цвета, теперь ты видела детали. Сначала тебе показалось, что мужчина перед тобой упражняется в наклонах. Присмотревшись, ты разглядела, что на самом деле он липкой лентой приклеивает на бедра синюю материю. Еще приглядевшись, обнаружила, что это вовсе не материя, а джинсы. Джинсы носят, а не оборачивают вокруг ног. Разве не так? На правую ляжку он намотал одну пару, на левую — другую. Потом приклеил еще по паре джинсов, а поверх всего надел просторные рабочие штаны. Раздувшаяся нижняя часть его тела плохо соотносилась с худым и напряженным лицом. Ты вспомнила, что джинсы в странах социалистического лагеря — вещь невероятно ценная. Говорили, что в Советском Союзе приличные джинсы можно обменять на меховую шубу. И видимо, этот «физкультурник» возит джинсы из Италии в Югославию контрабандой.

Тут вдруг двое низеньких мужичков в потертых темно-коричневых пиджачках подкатывают к тебе со своим ужасным английским. У одного из них — опухшая краснота вокруг глаз, нижнее веко слегка отвисло от гноя. «Глаза дьявола», — отмечаешь ты про себя. Но сейчас с тобой разговаривает другой. Похоже, он хочет узнать, куда ты направляешься. Честно отвечаешь: в Загреб. Тут они наперебой начинают убеждать тебя: поезд плохой, садись-ка лучше к нам в машину. Тебе не совсем понятно, что это такое — «плохой поезд». Это поезд, которого никак не дождаться? Или это поезд, в который ты уже сел, а он никак не отправится? Наблюдаешь за выражением лиц этих мужичков. Или, может быть, «плохой поезд» — это такой поезд, который никогда не прибудет на станцию назначения? Мужички видят твою растерянность, говорят: этот поезд плетется еле-еле, кресла — старые и жесткие. Тебе приходит в голову, что их лица похожи друг на друга, как два плода авокадо. Один из них бросает быстрый взгляд на твои часики. Ты по дешевке купила их прямо на римской улице. Но от взгляда мужчины веет алчностью. На секунду тебе представляется, что на ногах у него должны быть копытца. Такие, я слышала, бывают у черта. Однако на ногах у обоих мужичков ботинки, так что я не имею возможности удостовериться в своих подозрениях. Если сядешь к ним в машину, окажешься в их полной власти. В голове вертится: «Деньги — к деньгам». Здесь не так: ты, нищая, оказалась приманкой для корыстных людей. Они легонько прикасаются к твоей руке, еще раз приглашая к себе в машину. Против своей воли ты согласно киваешь и трогаешься с места. Похоже на гипноз. Да, это так. В голове проносятся мысли: соскочить с этого разговора невозможно, у тебя появятся друзья в аду, в таком случае следует идти до конца, надо испить свой яд до дна, надо досмотреть этот фарс…