За что мы любим женщин - Мирча Кэртэреску Страница 5
За что мы любим женщин - Мирча Кэртэреску читать онлайн бесплатно
Я просто-напросто считаю, что секс, сопровождаемый душевной близостью, лучше, чем секс без такой близости. Я намеренно не говорю о любви, хотя в конечном счете речь идет именно о ней. Чувство иногда является тормозом для секса, а верность становится чем-то невыносимым в постели. Секс подразумевает радикальное сужение сознания, глубокий нырок под социальные и этические условности, освобождение от табу, от брезгливости, поиск удовольствия в запретном и перверсивном. Любовь, с ее ярко выраженным культурным компонентом, тоже норовит, в самые острые моменты полового акта, отодвинуться, как часть мозгового панциря, который прикрывает нашу наготу. У многих пар фантазия деперсонализировать партнера, забыть о прочной связи с ним усиливает эротическое удовольствие. При всем том что-то от этой психической связи, объединяющей настоящую чету, что-то, называемое любовью, что-то существенное и о чем почти не говорят, способно выстоять и перед самым опустошающим символическим обнажением. Я имею в виду, как бы это сказать, что и тела тесно связаны любовью. Даже когда мозг и личность растворены в необузданном удовольствии секса, душевная близость сохраняется и придает этому яростному и животному акту что-то ребяческое, трогательное, что-то, что и есть настоящая радость этих часов, что-то, о чем помнишь и после того, как забыто удовольствие. Как не стоят, по мне, ломаного гроша фантазии, когда они воплощаются (потому что, конкретизированные, они теряют именно свою идеальность: я могу, например, фантазировать на предмет sex party, но реальная такая party наверняка разочаровала бы меня своей конкретикой), так и половой акт, когда тела не знают друг друга, кажется мне с самого начала провальным.
Мое тело питает глубокую привязанность к телу моей жены. У меня, по сути, два тела, и, по сути, вся моя жизнь дублируется. Даже если бы у меня вынули мозг, как у подопытного животного, тело мое было бы по-прежнему влюблено в тело жены. Необходимость близости с существом, с которым я живу, отнюдь не ограничивается сексуальной стороной отношений. Некоторые боятся семейной жизни именно из-за перспективы видеть партнера в самых неприглядных ситуациях. Но моя любовь именно этим и питается. Я люблю ходить по магазинам вместе с женой, пить вместе с ней кофе, смотреть, как она принимает ванну, болтать с ней про НЛО. Я люблю смотреть, как она ест и как развешивает выстиранное белье. В нашем сексе душевная близость — самое ценное, и наше удовольствие полностью зависит от нее. По сути, любовью занимаются два тела, которые знакомы глубочайшим образом и которые все же не пресыщаются, снова и снова открывая друг друга. Я знаю, что она сделает в тот или иной миг, и все же всякий раз это застает меня врасплох. Чем лучше я узнаю ее кожу, все ее жилочки и складочки, все ее жесты и слова, тем острее и отчаянней становится мое любопытство. Эта близость с другим моим телом перманентна: когда я сплю, я и во сне знаю, что оно рядом, а в часы физической любви эта близость становится тотальной. Тогда я перестаю отличать взгляд от прикосновения, нежность от грубости, счастье от муки. Только ее одну я хочу, потому что только ее я знаю. Я смотрю в ее межножии на «бабочку с крылышками, сонно сведенными» и знаю, что это самая красивая штука, которую мне дано увидеть и потрогать.
Наша близость, в нашем доме, в нашей постели, не ослабляет, а протежирует нашу эротическую радость. Благодаря ей все становится эротическим, и все, даже самое грубое и смелое, избавлено от вульгарности. Только в таком защищенном пространстве тело, как и ум, могут полностью раскрыться для познания партнера. И этим секс больше, чем что бы то ни было, перекликается со сном. Когда мы спим, наш мускульный тонус упразднен и все наше тело обездвижено, давая мозгу свободу галлюцинаций. Когда же мы занимаемся любовью, упразднен, напротив, наш ум, а тело погружается в сладострастие. И, наконец, последняя деталь в подтверждение этого прихотливого и чародейного параллелизма: когда мы видим сны, независимо от их содержания, это всегда сопровождается эрекцией…
Вспоминаю идиотский анекдот из детства, в котором женщина определялась как «то, за что ты держишься, когда занимаешься любовью». Без настоящей близости как женщина, так и мужчина в буквальном смысле представляют собой именно гимнастические снаряды для набора определенных упражнений. Они могут развлечь (особенно мужчину), как качание на качелях, но с моей точки зрения, это примитивный, ребяческий, неполноценный вид секса. На самом деле, настоящая половая зрелость наступает, когда начинаешь испытывать «солипсизм на двоих» и когда хочется сказать: во всем мире есть только два существа, которые занимаются любовью по-настоящему — я и моя любимая.
Несколько дней назад я шел быстрым шагом, руки в карманы своей канадки, через индустриальный пейзаж, где-то в районе Тимпурь Ной, и мне было тошно до слез. Было очень холодно, хотя и солнечно, только-только стаял иней ноябрьского утра. Я думал о разных литературных бреднях, когда вдруг услышал оклик: «Эй, Мирча! Как жизнь, дорогой?» В двух шагах от меня, на обочине дороги, остановился массивный серебристый БМВ, и из его окна мне улыбалась какая-то совершенно незнакомая особа с вскинутыми на лоб темными очками. Я шагнул к машине, и особа вышла. «Ты меня еще помнишь? Помнишь, кто я?» Я смотрел на нее, решительно не узнавая, и ответил: «Не то чтобы», — в свою очередь улыбнувшись. На ней был шикарный, даже эпатирующий прикид, особенно на фоне убогих домов через дорогу, цементного заводика и кривых киосков на трамвайной остановке. «Я Адриана, сестра Ирины, ты раз приезжал к нам в Клуж!» ОК, я видел ее раз в жизни, много лет назад, где мне было ее запомнить? Все нормально. Я изобразил радость встречи, и мы обменялись банальными фразами. «Ты еще ездила в Финляндию?» — спросил я, чтобы она уверилась, что я знаю, с кем говорю. «Да, я все время туда езжу, мы работаем с тамошней фирмой. Но лучше скажи, ты-то как? Дела идут? Я все слышу, что у тебя вышло то одно, то другое, но знаешь… столько работы, с чтением у меня в последнее время не того… Зато Ирина покупает все твои книжки, в память давних лет, сам понимаешь…» Я мялся, но наконец почувствовал, что нельзя не задать вопрос. «А как Ирина?» На что совершенно, абсолютно незнакомая мне женщина пустилась в наивную похвальбу: было видно, что ее сестра — гордость семьи. «О, Ирина — очень хорошо, она уже несколько лет как обосновалась в Брюсселе, у нее муж — большая шишка, член европейского парламента…». «Ибо так пишется история», — мелькнуло у меня в голове. Еще два-три слова, «держим связь» (какую еще связь?), «была очень рада тебя повидать», и человек за рулем потянулся и открыл для нее дверцу. Потом пространство сомкнулось вокруг исчезнувшей машины, как закрывается модный журнал с безупречно сфотографированными объектами. Остались мокрые блочные дома под коркой грязи, дыры в асфальте, плохо одетые и глядящиеся больными люди на перекрестке.
Я забыл, в какой нотариат или суд направлялся, какие бумаги должен был оформить, и примерно с полчаса бесцельно шлялся по тем местам из черной утопии. Ирина в европарламенте? Важная мадам в Брюсселе? Жена крупного чиновника? А я-то боялся расспрашивать ее сестру из жалости, чтобы не ставить в неловкое положение. Все эти годы я представлял себе Ирину опустившейся, может быть, алкоголичкой, затравленной неотвязным прошлым. Может быть, бездомной, вроде тех, от которых так жутко несет в трамваях… Потом я понял, что так и должно было быть, что жизнь, которая несколько лет назад дала мне прямо в руки готовый сюжет, теперь предлагает и финал к нему — естественный, а то и обязательный. Я далек от «реализма» и сюжетную прозу тоже не пишу, поэтому никогда и не касался тех двух-трех по-настоящему интересных вещей, которым был в жизни свидетель. Но вот сегодня у меня наконец-то есть кое-какой покой (увы, не внутренний: просто покой, просто уединение в самом конкретном смысле — закрытая дверь в кабинет, младший спит в своей кроватке за стеной, старшая чем-то занята в гостиной…), чтобы подумать об Ирине, моей «первой женщине», и о ничтожестве ее тайны. О жалкой тайне жалких времен.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments