Белые трюфели зимой - Н. Келби Страница 5

Он покачал головой.

— Можете. Я захотел, чтобы вы стали моей женой, в ту же минуту, как впервые увидел ваши глаза — они у вас совершенно бесстрашные. — Он вручил ей нож, и она взяла его, наклонилась над столом и стала мешать. Движения у нее были неловкими, осторожными и какими-то незавершенными. Она вообще едва прикоснулась к растопленному маслу.

— Так не пойдет, — прошептал Эскофье, взял ее за руку, ласково подвел поближе к сковороде и сам встал точно напротив. — Какой запах вы чувствуете?

— Масла.

— На данном этапе вам следовало бы чувствовать только запах сливок с легкой примесью чеснока. Когда пахнет маслом, это значит, что оно начинает подгорать. Нужный аромат не может быть создан на слишком сильном жару. Приверните пламя. Еще. Еще. Некоторые вещи нельзя торопить. Некоторые вещи требуют нежных рук.

Затем, взяв своей рукой ее руку с зажатым в ней ножом, а второй рукой обвив тонкую талию Дельфины, Эскофье просунул руку чуть дальше и очень осторожно, медленно вылил разбитые яйца в растопленное масло — точно золотую ленту прямо в центр сковороды.

Он стоял так близко, что Дельфина чувствовала на шее его быстрое дыхание. Она словно и сама пропитывалась тем жаром, что исходил от него.

— Одно мгновение, чтобы яйца схватились, и снова начинайте помешивать, — тихо сказал он. — Яйца не должны готовиться слишком быстро, иначе образуются комки, а этого следует избегать в первую очередь. Так что мешайте — медленно, нежно. Медленно. Вы понимаете?

Она понимала.

Так они стояли довольно долго — помешивая и ни о чем другом не разговаривая. Просто стояли, прислонившись друг к другу. Да слова им были и не нужны.

Наконец Эскофье отошел от нее, одним ловким поворотом ножа извлек мякоть из двух бриошей, затем порубил кусок масла мелкими кубиками. А Дельфина все продолжала мешать, стараясь не смотреть на мужа и по-прежнему ощущая исходивший от него жар; яйца на сковороде тем временем приобрели маслянистый оттенок и блеск, но были еще довольно жидкими.

— Finis, [3]— прошептал он, приподнял ее волосы, поцеловал ее в шею и снял сковороду с огня. Затем посыпал содержимое сковороды рубленым маслом, добавил сливок и двумя поворотами ложки выложил готовые яйца в углубления, вырезанные в бриошах, а сами бриоши положил на фарфоровые тарелки.

Один вкус. Один поцелуй. И она пропала.

Воспоминания о тех мгновениях и теперь заставляли ее краснеть.

И вот пятьдесят пять лет спустя она должна была напомнить Эскофье о том вечере и обо всем остальном — когда он готовил только для нее одной, когда он занимался любовью только с ней одной. Когда он принадлежал только ей и больше никому.

Это был, в конце концов, ее последний шанс. Она умирала, уж это-то было совершенно ясно. И за все эти годы Эскофье так ни разу и не создал ни одного блюда в ее честь. Специально для нее. Короли, королевы, императоры, герцоги, герцогини, оперные певцы, кардиналы, дипломаты, клоуны, парикмахеры-стилисты (всяким там «помпадуршам» [4]было посвящено как минимум по два кушанья!), американские президенты, актрисы (а уж сколько кушаний было создано для Сары Бернар [5]— Дельфина просто со счета сбилась!), художники, музыканты, домашние хозяйки, завсегдатаи ресторана, персонажи любимых литературных произведений, зарубежные страны и даже девушка-цветочница — бесконечная вереница людей, для которых Эскофье создавал именные блюда. Даже последним пассажирам «Титаника» была дарована такая милость в виде целого пространного меню, придуманного Эскофье специально для того грандиозного, но в высшей степени несчастливого круиза. Но она, Дельфина, была забыта!

Она знала, что Эскофье способен всего лишь с помощью ложки сливок и горстки тертых трюфелей позволить ей жить вечно. Не столь уж многие помнили теперь великую оперную диву Нелли Мельба. [6]Но когда она пела в «Лоэнгрине» Вагнера, ее парящий голос трогал до глубины души всех, кто находился в лондонском театре «Ковент-Гарден», включая Эскофье. И вот, хотя позабыты подробности ее тогдашних выступлений, как и сама опера «Лоэнгрин», всем в мире известны разнообразные вариации десерта под названием «персики Мельба». Возможно, правда, что, в отличие от созданного Эскофье оригинала, они не всегда покрыты кружевами сахарных нитей, и подают их не всегда в серебряной мисочке на куске льда, которому придана форма крыльев тех мифических лебедей, что появляются в первом акте «Лоэнгрина»; и все же этот десерт по-прежнему состоит из зрелых персиков, ванильного мороженого и пюре из подслащенной сахаром малины, и он почти наверняка по-прежнему называется «Мельба».

Мадам Эскофье много раз просила мужа изобрести и для нее какое-нибудь особенное блюдо, но он всегда отказывался.

— Нельзя. Не следует даже пытаться дать определение столь возвышенному.

— Ты боишься?

— Конечно.

Она не верила.

И вот теперь Дельфине нужно было как-то убедить Эскофье, чтобы он все-таки создал кушанье в ее честь. Однако она не представляла, как этого добиться, и решила призвать на помощь свою кухарку Сабину.