Ночная сучка - Рейчел Йодер Страница 5

Здесь я храню все интересное, что нахожу в Интернете, сказал он и начал пролистывать файлы один за другим без объяснения причин. Короткое видео, в котором обнаженная женщина выпускает газы в замороженный шоколадный торт. Отфотошопленный милый белый щенок с человеческими глазами и зубами. Голый мужчина в маске мочится на кучу плюшевых игрушек. Толстый кот на беговой дорожке. Старик с кактусом в заднице. Мужчина, покрытый кусочками хлеба, лежит на пляже, вокруг него кружит стая чаек. Ленивец с открытой записной книжкой сидит за партой. Секс-куклы, фурри ^[2]. Странные люди и странные ситуации, необъяснимые, забавные, сбивающие с толку, тревожные. И фото, заинтересовавшее ее больше других: две голые японки, сидящие на корточках и писающие на маленького осьминога, который, по понятным причинам, извивается, пытаясь от них уползти.

Ого, сказала она.

Бедный осьминог, сказал он.

Зачем они это делают? спросила она.

Наверное, им это нравится, ответил он. Я понятия не имею, почему.

Другой человек мог быть оскорблен или встревожен демонстрацией такой коллекции, но она – нет. Напротив, ее привело в восторг, когда ее муж, тогда просто странный мужчина, которого она только начинала узнавать, говорил ей: «Ты только посмотри на этих странных людей!» – и в его словах не звучало ни намека на осуждение или презрение, лишь чистое изумление. Вот что она полюбила тогда и страстно любила до сих пор – его способность восхищаться всеми отклонениями и причудами человеческого поведения. Возможно, это было лучшее качество, которым мог обладать человек, – она поняла это в тот момент, когда сидела у него на коленях, и именно тогда решила, что выйдет за него замуж.

Итак, он был инженером, у него была Папка, и коллекция жутких чучел животных, стоявшая на комоде (у некоторых были неправильно пришиты головы), и плотоядная лягушка по имени Хопкин, жившая в аквариуме у его кровати. С тех пор как она влюбилась в него, лягушка умерла, он поменял работу, но Папка осталась, хотя они не просматривали файлы уже много лет, потому что она больше не могла видеть такое с тех пор, как появился ребенок. Человечности и других подобных качеств в ней теперь было очень много, слишком много, после рождения сына.

Она больше не отдыхала как следует, не ела как следует, ничего не делала как следует. Она была постоянно уставшей, капризной и беспокоилась о своем теле, о том, менялось ли оно и, если да, что означали эти изменения. И она боялась ночей, тех долгих темных ночей, и обещала себе, что не будет кричать, когда мальчик проснется, но все-таки кричала. Потом извинялась, прижимала его к себе, говорила «тсс», «прости меня» и «все хорошо».

Она так устала, вот в чем было дело.

Тебе надо просто перестать беспокоиться о росте волос или о чем-то еще и настроиться на работу, посоветовал ей муж перед тем, как снова уехать. У всего должна быть схема, понимаешь? Составь план. Составь расписание. Относись к этому, как к своей работе.

Еще он сказал, что счастье – это наш выбор.

Ей хотелось что-то сказать или, может быть, изо всей силы ударить его по лицу, но она постаралась принять его слова ближе к сердцу. Он ведь хотел как лучше. Может быть, он прав.

И вот, хотя снова был понедельник и ее муж снова уехал, она выбрала счастье. Она была полна решимости преодолеть свою одержимость, отказаться от негативных мыслей, в том числе о превращении в собаку (даже несмотря на то, что полоска черной шерсти разрослась и удлинилась), мрачных сценариев, ипохондрии и поисков в Интернете. Она составила недельный график. И меню.

Поскольку счастье было выбором, сегодня она выбрала материнство. Сегодня она выбрала искусство. Сегодня она прекрасно объединит их и в этом обретет счастье. Ей нравился ее позитивный настрой! Она будет все утро заниматься ребенком, не станет смотреть в свой телефон, она будет любоваться им, пока он играет, а потом, когда малыш уснет, вытащит все свои принадлежности для рисования и, вдохновленная сыном, начнет работу над чем-то новым. У нее в голове не было даже набросков нового проекта, она годами не получала вдохновения, боялась открыть чулан, где хранила свои творческие замыслы – все это было глупо. Ей просто нужно было набраться уверенности. Поверить в себя. Найти время.

Однажды, в аспирантуре, она придумала целую ночную инсталляцию на открытом воздухе, которая включала в себя превращение местной игровой площадки в своего рода волшебный кошмар: круглый купол-паутинка, покрытый огромной многослойной юбкой, а на куполе – ее подруга в костюме белого кролика. Качели стали живыми пушистыми хвостами невидимых животных. Металлические прутья, на которых они были подвешены, она покрыла переливающейся тканью, чтобы вызвать ассоциации с рептилиями. Самое большое игровое сооружение она превратила в многоголового, многоногого хищного зверя, изо рта которого вылетали столь же странные зрители и скатывались по горке, усыпанной блестками, липнущими к их телам. У нее возникло ощущение, что преподаватели и однокурсники не сочли эту работу достаточно серьезной, но она все же добавила блеска в свой финальный проект. Подавая заявку на получение степени магистра искусств, вписала в эссе о себе пункт «уникальное воспитание», подчеркнула «эстетику поселенцев», привитую семьей, не забыла «народные традиции», с которыми действительно была знакома, и «желание преобразовать рутинные фермерские занятия в искусство». Поступив с полной стипендией благодаря полученному на ферме в Аппалачах религиозному воспитанию, от которого с самого детства пыталась сбежать, но в нужный момент нашла ему применение, она стала собирать коллекцию животных, сбитых на дорогах, ведущих к ее университету на Среднем Западе.

Она собирала изломанные тела оленей, енотов, кроликов и койотов, снимала гниющее мясо с костей, очищала и отбеливала кости, шлифовала их и полировала, надев защитный костюм на все тело и противогаз, чтобы уберечь от костной пыли одежду и легкие. Она выдалбливала кости с помощью ювелирных инструментов, а затем покрывала золотом или серебром. Когда она могла себе это позволить, то инкрустировала их драгоценными камнями. Она бродила по окрестным лесам и, отыскав вишню, грецкий орех или сосну, срезала ветви. Выравнивала и покрывала узорами дерево, сочетала его с костями, металлами и даже мехом, создавая из этих элементов скелеты новых мифических животных. За это ее очень хвалили. Какой артистизм! – восклицали профессора. Какие навыки, позволяющие подготовить кости, обработать их, соединить с драгоценными металлами и камнями! Она не только создала несколько поистине творческих и оригинальных произведений, но и продемонстрировала широкий спектр сложных техник.

А теперь не было ничего. Ни единого творческого импульса, как бы старательно она ни искала. Во время беременности, в бессонные ночи последнего триместра, она часами таращилась в телефон, увлеченная теми, кого кто-то бы назвал артистами перформанса, но она называла их людьми, по-настоящему глубоко вовлеченными в художественные эксперименты. Она читала о супружеской паре, которая перенесла множество пластических операций, чтобы стать похожими друг на друга: мужчина вставил себе в грудь силиконовые имплантаты, женщина сделала свой нос в точности таким же, как у мужа. Это был проект на всю жизнь, не просто перформанс, а нечто более глубокое, стирающее грань между жизнью и искусством.