Выход А - Евгения Батурина Страница 5

Корректор Калерия Поликарповна, которую мы называли «человек-скороговорка» (попробуйте быстро произнести «корректор Калерия Поликарповна»), после первого же бокала стала вспоминать молодость и самиздат. Глаза у нее были счастливые – она снова диссидентствовала. Выпускающий Рита, давно влюбленная в арт-директора Макса, решила не терять ни секунды из отпущенного нам времени и утвердила голову на Максовом плече. Он покосился на нее недоверчиво, но стряхивать не стал, сидел прямо. Фоторедактор Леля не пила, и я вдруг подумала, что она, наверное, беременна. У нее в последнее время будто взгляд стал светлее, да и муж ее Коля ходил в приподнятом настроении. Что ж, мстительно подумала я, одну из нас вы точно уволить не сможете. Ни один Трудовой кодекс не позволит, даже если кодекс чести вам не помеха!

Майка рдела лицом и писала что-то неприличное в телефоне. Лисицкая спорила с Калерией Поликарповной о Солженицыне: «Да его невозможно читать, только вычитывать. Вам потому и нравится, что вы корректор!» Макс уже открыто гладил Ритину руку, Коля наклонялся к Леле и заботливо что-то спрашивал, а она, пользуясь, видимо, своим новым положением, капризничала и показывала знаками, как ей холодно.

Я пила вино и думала, что молодец. Собрала таких отличных людей, заняла их делом, и даже сейчас они меня не убили, а, наоборот, утешили – тем, что их жизнь идет дальше и с закрытием Бука не заканчивается.

Если вам кажется, что вы молодец и в воздухе пахнет весной, значит, вы выпили слишком много белого вина.

Зазвонил мой телефон. Незнакомый номер, но городской и из нашего района.

– Вениамин Александрович?

– А сами как думаете? – улыбнулась я. Жизнь пока казалась хорошей. На том конце кому-то было не до шуток.

– Извините, то есть, Вениамин Аркадьевич! Уже девять вечера, и я больше не могу сидеть с вашим сыном, меня саму дети дома ждут. Может быть, позвоним матери?

– Вы уже звоните матери, Лейла Магомедовна, – я узнала Кузину воспитательницу. – Что случилось, ребенка не забрали?!

– Ой, здравствуйте, – испугалась меня воспитательница. – Наверное, я перепутала… Антонина Геннадьевна?

Кажется, в роли Вениамина Аркадьевича я нравилась ей больше.

– Да-да. – Я вышла в коридор, потому что сотрудники мои вошли в раж и перекрикивали даже Григория Лепса из колонок. – Что произошло?

– Я звонила Вениамину Аркадьевичу с шести часов, дозвонилась в семь, он сказал, что уже едет, но задерживается в пробке… – Как знакомо, боже мой! – Я хотела позвонить вам, но он сказал, что вы в Вологде…

– Где? Впрочем, неважно. Я выезжаю, – прервала я ее. – Лейла Магомедовна, дождитесь меня, пожалуйста.

К детскому саду мы с Вениамином подъехали одновременно – я на такси, он на своем джипе. Лил февральский снегодождь, работал только один фонарь, Кузя одетый стоял у калитки под навесом, рядом – Лейла Магомедовна немым укором.

– Ну что же вы так, – укор перестал быть немым. – Разве можно!

Кузя был похож на сироту, которого привели показывать новым потенциальным родителям.

Вениамин птицей подлетел к нему и схватил на руки. Спаситель.

– Садись в машину, – бросил он мне со всем презрением, на которое был способен. Я не понимала, что за сцена разыгрывается под фонарем, но мне было неловко перед Лейлой Магомедовной.

– Спасибо вам огромное, и простите нас. Куда вас отвезти? – спросила я.

– Да нет, я живу прямо здесь, напротив, – воспитательница помедлила. – Наверное, надо было его отвести ко мне. У меня тоже два мальчика, постарше. До свидания. Ничего страшного.

Она открыла зонт и удалилась в ночь.

Я села в машину. Вениамин пристегивал Кузю, Кузя все молчал.

– Нагулялась? – снова с тем же презрением сказал муж.

– То есть? – Я так удивилась, что могла только переспросить.

– От тебя алкоголем разит за версту!

– У нас закрыли журнал. Ты обещал забрать ребенка в шесть часов. И давай поговорим дома, пожалуйста, – я спиной чувствовала, как Кузя съежился в своем детском сиденье.

– Нет, ты ребенку объясни, где ты шляешься!

– Я-то? В Вологде же, сам сказал. А ты мне объясни, где ты был с шести до девяти.

– Я ехал по пробкам! Город стоит!

– Я только что ехала по тому же городу. Добралась за пятнадцать минут.

– Да пошла ты! – Вениамин заорал, вывернул руль, шины завизжали.

– Ты сошел с ума, что ты творишь? Лучшая защита – нападение?!

– Мамочка! – закричал Кузя и будто захлебнулся. – Мамочка!.. Мы с Лейлой Магомедовной нарисовали для тебя коалку! Он такой серый, хороший, милый! Тебе обязательно понравится!

Мой ребенок молил о пощаде.

– Конечно, понравится. А он спит в кроватке? – Я повернулась к Кузе. На Вениамина старалась не смотреть.

– Нет, он висит на ветке. Ты разве не знаешь, коалки едят эвкалипт.

– Я думала, ему надоело есть эвкалипт и он решил поспать в кроватке.

– Не-е, – Кузя уже улыбался, думая, как здорово он отвлек маму от «плохого» разговора. – Он никогда не устает есть! Поэтому его знаешь как зовут? Жора!

– То есть Георгий?

– Нет, Георгий – это Гоша, как у нас в группе Гоша Чумаков. А коалка – Жора, он все время жр-р-рет!

И мы оба засмеялись. Молодец, Жора.

Дома Вениамин заперся в туалете и не выходил оттуда, пока я восхищалась Жорой, кормила и укладывала Кузю, пела ему песню про снежного человечка, обещала, что завтра заберу его пораньше из сада и мы опять сходим в пиццерию к Ириске, потому что ему понравилось, как она делает из бумаги коалок по фамилии Оригами.

– Это японская фамилия, – сказал Кузя, зевнул и согласился на то, чтобы я выключила свет.

Я взяла свой ноутбук и пошла с ним на кухню. Вениамин не хотел продолжения разговора. А я пока не хотела даже его начала. Я пришла в постель, когда муж уже спал. Судя по тому, как он картинно захрапел, – притворялся.